Костёр 1969-11, страница 16

Да чего ты ко мне пристала? Ты, может, сумасшедшая? Что я такого сделал, а ну, говори?

Девчонка холодно и четко проговорила:

— Ты сам прекрасно знаешь, не притворяйся. Ты написал про меня «Танька — дура». Мне-то наплевать, что ты обо мне думаешь, но ты, как дикарь, испортил новый лифт!

Митька оторопел. Митька задохнулся от возмущения. Он стоял, хватая ртом воздух, и непреодолимое желание дать этой самоуверенной Таньке хорошую затрещину переполняло его.

Но отец всегда, сколько Митька себя помнит, внушал ему, что бить девчонок—это уж самое последнее дело, и Митька кое-как сдержался.

Он только сжал руку девчонке чуть повыше локтя, сжал так, что губы у нее скривились от боли, придвинул свое лицо вплотную к ее лицу и прошипел:

— Ты дура и есть! Самая настоящая дура! Лифт испортил! Да я тебя и знать не знаю, я и имя-то твое первый раз услышал. Скажи спасибо, что не получила вот это, — Митька покрутил перед ее носом туго сжатым кулаком, потом оттолкнул девчонку и зашагал прочь.

Он уже обогнул угол дома, когда услышал позади легкий топот.

Девчонка снова дотронулась до его плеча.

— Ну, чего тебе еще надо? — заорал Митька.

— Послушай... ты не сердись... я теперь вижу, что это не ты.

Спасибо! Я прям-таки счастлив, ка расшаркался.

— Ну, перестань. Не паясничай. Я ведь и вправду думала, что это ты написал. Я ведь никому не сказала, хотела поговорить, потому что это же ужасное свинство...

— Но почему ты меня... Мы что, давно знакомы? И ты меня хорошо знаешь?

И тут Митька осекся.

Это потому, что я Надькину тетрадку? —

Мить-

тихо спросил он.

— И потому тоже, — так же тихо ответила Таня. — И еще потому, что я ни одного мальчишки пока не знаю, а ты в одном подъезде...

Так что ж, если в одно*м... Митька умолк. И тут Таня тихо сказала: Знаешь, у тебя были очень страшные глаза, очень сердитые. Я думала, ты меня ударишь.

Еще чего, — пробормотал Митька и нахмурился, но ему очень понравилось про страшные глаза.

— Ты мне так сжал руку... У меня, наверное, будет пять синяков.

— Извини, — буркнул Митька и опустил голову.

Он опять почувствовал, что теряется под ее

взглядом.

Тебя как зовут? — спросила она. Дмитрий. Митей дома зовут. Красивое имя. Ми-тя. Красивое. Скажешь тоже... Имя как имя. Не-ет, красивое.

Некоторое время они шли молча, искоса поглядывая друг на друга.

— Ты знаешь, Митя, когда ты вышел из подъезда, я подумала, что у тебя случилось какое-то несчастье, такой ты₍ был печальный. Я еще подумала, что ты из-за этой дурацкой надписи, что ты жалеешь. У тебя беда какая-нибудь?

Митька остановился удивленный, внимательно поглядел на Таню, и вдруг ему показалось, что он знает ее давно-давно, всегда знал.

И еще ему показалось, что это уже было когда-то.

И эта странная девчонка, которая, как колдунья, может чувствовать, какое у тебя настроение, и они когда-то уже вот так стояли на ветру и глядели друг на друга, и разговаривали.

Он потряс головой, но странное чувство не проходило. И Митька неожиданно заулыбался во весь рот, потому что ему вдруг стало хорошо-хорошо, просто даже замечательно. И захотелось все ей рассказать про свою беду.

Вернее, даже не про беду, а может быть, вовсе про счастье — зависит от того, как завтра все обернется, потому что несколько дней назад Митька соврал.

Пока длился суматошный день в новой школе, в новом классе, он почти забыл про это, но теперь на него опять накатили разные невеселые мысли.

Он соврал.

Но все дело в том, что он, может быть, вовсе и не соврал. Вот какое дело.

Он и сам запутался.

А выяснится все только завтра. И Митька боялся, что до завтра он не доживет, а помрет от волнения и неуверенности уже сегодня.

Все это Митька пробормотал так сбивчиво и непонятно, что Таня только покачала головой.

— Погоди, погоди, ничего разобрать не могу. Ты соврал?

Соврал!

А говоришь, не соврал. Может быть, и не соврал, я не знаю.

12