Костёр 1982-01, страница 30

не следует попусту тратить деньги. Переговоры протянутся еще от силы месяц, а потом... Потом должна разразиться война.

А пока он будет по-прежнему добиваться переговоров, которые уже никому не нужны.

Карету вновь резко тряхнуло. Курино вспомнил заседание кабинета министров летом в Токио, на котором было принято решение атаковать русские корабли и высадить десант в удобное для его страны время.

«Готовь сани летом», — усмехнулся посол.

Он не зря гордился своей отличной памятью.

Старший помощник командира Артурской крепости Всеволод Федорович Руднев стоял на палубе небольшого парового катера. Катер бежал навстречу .лохматым волнам, которые толклись в узком проливе. Низко над головой бесшумно и ровно неслись грязно-серые облака, едва не задевая изодранными в клочья брюхами вершину Электрического утеса.

Открылся внешний рейд. Суетливая бестолковая волна сменилась ровной зыбью. Катер скатывался по спинам зеленовато-серых валов, покрытых разводами пены, зарывался тупым носом в воду. Потом, дрожа от усилий своей почти игрушечной паровой машины, взбирался на водяную горку, чтобы через минуту опять окунуться. Ветер нес в лицо соленые брызги.

— Обойди-ка, братец, крейсер по корме, — обратился Всеволод Федорович к рулевому.

Миновал уж год, как «Варяг» вошел в состав Порт-Артурской эскадры, но его командир упорно отказывался перекрасить корабль в защитные цвета. Взгляд Руднева скользил по алой ватерлинии, ослепительно белому корпусу, золотой росписи на форштевне. «Красиво, — подумал он, — но в бою такая раскраска будет отлично видна в артиллерийских прицелах противника».

С наветренной стороны катер подошел к трапу.

— Ваше высокоблагородие, — громко доложил

— волна большая! Подходить опасно!

рулевой, —

Крюковые, обязанностью которых было удерживать катер у трапа, неподвижно стояли на носу.

— Руль прямо. Крюковым вниз! — скомандовал Руднев.

Матросы прошли в корму катера. Лица их были невозмутимы, в глазах плясала насмешка: «Это тебе, высокоблагородие, не в штабе штаны протирать!»

— Как тебя зовут? — спросил Всеволод Федорович.

Рулевой вздрогнул. «Опять фитиля получу, — с тоской подумал он. — А за что? Я не виноват, что на этакой волне не подойти... А по штормтрапу их высокоблагородие лазить, небось, не приучены...»

— Матрос первой статьи Чибисов!

— Слушай меня внимательно, Чибисов. Сейчас развернешься, пойдешь к трапу, подгадай так, чтобы быть на волне. Ход не сбавляй!

Матрос побледнел, крепче перехватил рукоятки штурвала. Маневр он выполнил безукоризненно—

катер подошел к борту именно в ту секунду, когда волна, поднявшись, на мгновение замерла.

Руднев легко перепрыгнул на трап крейсера. И тут же вода ушла вниз, стремительно обнажая обшивку с облупившейся кое-где краской. Катерок прибавил ход, чтобы следующий вал не бросил его на борт, и торопливо затарахтел в крепость.

Руднева не встречали. Вахтенный офицер решил, что он вернулся с катером в Порт-Артур. Всеволод Федорович поднялся на палубу, почти у самой двери командира встретил мичмана Нирода. Тот остолбенел.

— Всеволод Федорович, — растерянно начал он, — простите, право, не думал, что сумеете

подняться на борт...

— Ничего, мичман, ваша оплошность простительна. Не могли же вы знать, что на катере

U

О

матросы, мол,

отменный рулевой...

Руднев вошел в каюту командира.

Оставшись один, мичман присвистнул, щелчком передвинул фуражку на затылок. 3 том-то и дело, что рулевого Тихона Чибисова он хорошо знал: не раз видел, как тот терялся от одного взгляда фон Бэра или старшего офицера. Да не просто терялся — почти переставал соображать. Вначале командир хотел сменить его, списав Чибисова на берег, а потом махнул рукой — все одинаковы!

Но не только это смутило и озадачило Нирода. На корабле уже знали, что фон Бэра отзывают в Петербург, а командиром «Варяга» будет Руднев. Мичман заторопился. Он решил пройти еще раз по палубе: нет ли какого беспорядка, который может быть замечен строгим взглядом нового командира. О том, что Руднев придирчив до чрезвычайности, Нирод знал от своего приятеля, служившего в штабе. Тот однажды с удовольствием рассказывал, что Всеволод Федорович не принял отлично построенную береговую батарею только потому, что не были закончены помещения для отдыха артиллерийской прислуги!..

Тем временем в отделанной красным деревом каюте командира шел неторопливый разговор. Фон Бэр и Руднев сидели в глубоких кожаных креслах. На низком столике остывал кофе.

— Должен со стыдом заметить, Всеволод Федорович, что сдаю вам не лучший корабль флота, — говорил фон Бэр. — То есть крейсер как раз один из лучших... В нем воплощено все, что могла дать изобретательная человеческая мысль, но команда! Скажите, что случилось с русским матросом? Моряки разучились служить! Я думаю, что вся эта современная техника — котлы, дальномеры — для них такое же непонятное явление, как каравеллы Колумба для индейцев.

Руднев задумчиво вертел в руках платиновую пепельницу, сделанную в виде старинной испанской галеры — подарок офицерского собрания Кронштадта.

— Вы знаете, что означает по-испански слово «платина»? — вдруг спросил он. — Говорят, что оно родилось на рудниках Южной Америки. Шахтерам серебряных рудников иногда попадался какой-то тусклый тяжелый металл. Они отбрасы

26