Пионер 1955-02, страница 71

лись разные гаечные ключи и плоскогубцы, он ходил по дому в промасленных и лоснящихся, как кожа, штанах, а руки он мыл уже не мылом, а керосином и вытирал их какой-то рваной тряпкой Я готов был пойти

Стёпка, которую не любила тётя Маша, но с которой я не мог расстаться, я давно бы

Но вот однажды в воскресенье, когда я пришёл к дяде, тётя Маша, открывая мне дверь, радостно сказала:

— Слава богу, отыгрался твой дядька! Забросил свою игрушку! И ты нди-ка лучше домой.

В полутёмном коридоре я заметил в углу сиротливо стоявший лодочный мотор. Лопасти и бак с него были сняты. Видно, кто-то пытался его опять разбирать, да потом раздумал.

А вскоре в Москве началась жара. Мои папа и мама уехали в санаторий на Волгу, а меня отправили к тёте Маше на дачу.

Наш домик с толевой крышей и кособоким крыльцом стоял в трёх километрах от Икшинского водохранилища.

С утра до вечера я вертелся на лодочной пристани. Смотрел на рыбаков, которые привозили с того берега вёдра живой рыбы, помогал рыболовам устанавливать на лодках «подъёмники» и, главное, нырял с

Тётя Маша мне сказала: «Ты смотря не утони, а то я отвечать за тебя буду» — и, получив ответ: «Честное слово, не утону»,— моими речными делами больше не интере-

Тут у меня на берегу завёлся друг Толяй, сын заведующего лодочной станцией, худощавый, загорелый мальчишка с выбитым передним зубом. Ему было лет двенадцать,

лись за движущиеся баржи, варили уху из рыбёшки, позаимствованной у рыбаков, «топили» девчонок.

Как-то раз дядя привёз на дачу мотор. Я¹ знал, что он его уже трижды относил на рынок и предлагал в комиссионный магазин, но его почему-то никто не брал.

Наутро, положив (потихоньку от тёти М$щи1) на правое плечо подушку, а на неё мотор, дядя отправился со мной на водохранилище. По дороге он несколько раз

подолгу осматривал его. Я предлагал свою помощь, но дядя, сказав, что «он» лёгкий,

Дп тёк ручьями, но он весело мне подмигивал и говорил:

— Любишь кататься,— люби н саночки во-зичы Сегодня мы его обязательно запустим. Поедем отсюда к чёрту на кулички, вылезем на берег и будем бегать, как Робинзон и Пятнкиа. Хочешь? Я даже хлеба в карман захватил. А знаешь, я ещё мальчишкой мечтал о таком моторе. Особенно

Ну как дядя угадывал мои желания! Мне тоже думалось: вот сядем сейчас в лодку, запустим мотор, а потом я — за руль! Повороты буду делать, зигзаги и к какому берегу захочу, к такому пристану.

Взяв на лодочной станции однопарную шлюпку, мы укрепили на ней мотор, и я выгреб на середину разлива.

Дёргали мы с дядей за верёвку часа полтора. Мотор даже не чихнул. Наконец, дядя снял с себя рубашку и лёг на дно лодки.

— Чёрт с ним! - сказал он,— Всё равно приятно, что у нас мотор. Суши вёсла!

Мимо нас проплыл белоснежный пароход. Каксй-то пассажир помахал нам соломенной шляпой: дескать, хорошо на моторке!

Вода в заливах, окаймлённых дремучим лесом, была словно чёрная тушь. На красных пузатых бакенах сидели чайки и удивлённо поглядывали на автоматически зажигающиеся лампочки. А справа и слева от водохранилища, похожего на огромное озеро, лежали зелёные луга, перелески и сно-

речные маяки, словно трёхногие марсиане с

Потом я опять взялся за вёсла, и мы подъехали к берегу, Он был пустынный. Мы

поджарили свой хлеб. В лесу я нашёл землянику, собрал полную пригоршню и сказал

— Закрой глаза, открой рот!

Он жевал землянику и не открывал глаз до тех пор, пока не проглотил её всю.

В этот день мы объездили два залива, причаливали к затопленным деревьям и забирались на нх макушки.

Домой дядя снова тащил три километра на подушке свой мотор и приговаривал:

— Нет, а здорово мы с тсСэй отдохну-

У калитки нас встретила тЧтя Маша.

— Опять за старое, Серафим?! — сказала она.— Меня не слушаешь, так хоть бы людей постыдился. На кого похож: брюки подвернул, босой, шея в саже. Смотреть да-