Пионер 1990-12, страница 9

Светлана ЛЕТТ

ТИ5/К

РАССКАЗ Рисунки М. ПЕТРОВА.

1

Вверх-вниз, вверх-вниз!..

■И когда это кончится?.. Я чувствую, как с одной стороны носилки угрожающе сползают с телеги и повисают над медленно текущей дорогой. Деревянная нога начинает угрожающе подпрыгивать и биться о низкий борт так крепко, что голова моя мотается на жестком брезенте, как у старой тряпичной куклы.

Вверх-вниз, вверх-вниз, и конца этому не видно.

Возчик сидел впереди, закрывая полмира сутулой широкой спиной. В такие минуты я мысленно умоляла эту спину обернуться — изредка такое случалось— и ненавидела за истуканное равнодушие, прикусывая от острой растекающейся боли губы.

Возчик бурчал себе под нос какую-то простенькую мелодию. А рядом со мной, как мелкие грибы, сидели ребятишки и молча таращили на меня глаза. Им я, наверное, казалась здоровущей теткой.

Крупная голова Гришахи с оттопыренными ушами маячила между высоко задранными коленками. Он был похож на голенастого кузнечика, смотревшего на мир настороженно и неверяще. Я легко задела его по ожидавшей ласки шершавой макушке, и он, дернув коленками, тотчас разулы-бался мягким большим ртом, крепко ухватив меня за руку, припал горячей щекой. И уже не выпускал мои пальцы из своих жарких ладошек весь остаток пути.

Прохожие на улице не оглядывались на наш экипаж, привыкли к подобным кортежам на узких улочках тихого курортного городка, насквозь пропахших осенней сыростью. Лишь немолодая женщина с обвисшим на плече рюкзаком, по всей вероятности, приезжая, остановилась у перекрестка и смотрела нам вслед беспомощно и отчаянно.

Я резко, до хруста в шейных позвонках, откинула голову, чтобы потерять ее взгляд, и, щурясь от ударившей в глаза сини, разодравшей на куски низкое свинцовое небо, думала: «Господи, отчего так любопытны люди?..»

Вверх-вниз, вверх-вниз...

Когда автобус стоит на ремонте— а случается такое часто: устал он от суетной жизни и похож на дряхлого скрипучего старика,— санаторских ребят перевозят телегой, той самой, на которой доставляют в санаторий продукты.

Моя болтанка приближается к концу, колеса привычно стучали по знакомым выбоинам. На скамейке у ворот дремал дворник Петрович. Возчик, негромко ругаясь, уже хотел гаркнуть, оглушить его густым вязким басом, от которого шарахалось

Печатается в сокращении.

залетавшее в санаторный двор воронье,— дворник был туговат на ухо, но в самую последнюю минуту Петрович вскочил, загремел запором. Тяжелые створы ворот плохо поддавались его старым рукам, и он, навалившись на одну ослабевшим от времени телом, трудно семенил к кустам, кивая возчику: проезжай!

Но возчик все-таки вытеснил из груди распирающий воздух.

— Др-рыхнешь, стар-рый чер-рт! — рявкнул он в ухо старику и засмеялся, тоже басом, кое-где пронизанным топкой нитью щенячьего визга.

Дворник отшатнулся, дряблые веки его судорожно задергались. Телега быстро миновала его, и расстояние все стерло — стоит себе человек на дороге, а что с ним, печаль, радость ли,— не угадать.

Санаторский двор дышал осенью: прилипали к мокрым дорожкам желтые пятаки листьев, никли. скручивались под стылой моросью настурции, ярко, задиристо то тут. то там вспыхивали на поблекших клумбах оранжевые игольчатые звезды ноготков. Резко, дурманяще и свежо сталкивались, переплетались запахи палых, уже подгнивших листьев и недавнего дождя.

Время послеобеденное, безлюдное, и лишь на боковой аллее гоняли наперегонки в инвалидных колясках двое мальчишек. Они хохотали от восторга, бешено крутили колеса, сшибались колясками, и голоса их, четкие в осеннем воздухе, насквозь, казалось, прошивали тихую аллею.

— Распустили пацанов,— проворчал старик, недовольно глянув в ту сторону.— Головы снесут друг дружке. Никакого порядка. Куда эти чертовы куклы смотрят? Не-ет, уж если тебя приковало, так и изволь, покоряйсь, лежи и дыши себе на лекарства. Вот тогда будет правильно!..

Я вцепилась пальцами в борт телеги, и в них тотчас возникла, отразилась дребезжащая, под стать тележной лихорадке, боль, но пальцев я не разжала.

Возчик степенно, не торопясь, закрепил вожжи, спрыгнул на землю, постучал кондом кнутовища в низкое окно и сердито закричал:

— Э-эй, открывай вороты, чертовы куклы! По-запирались. дьявол вас!..

И тотчас в окно высунулась наша главная нянечка Павла, похожая на втиснутый в халат без сучков пенечек. Лицо безбровое, приветливое, все в мелких трещинках морщин и оттого незащищенное.

Но незащищенность в Павле кажущаяся, и я уже об этом знала, и во мне теплится надежда, что равнодушная спина наконец дрогнет... Павла собиралась оправдать мои тайные надежды. Она еще больше сунулась в окно, рискуя вывалиться наружу, на ощипанную ветром клумбу, на промок

7