Техника - молодёжи 1946-04, страница 32

Скоро выяснилось, что тут и двух наблюдателей мало. У Паскаля нехватило бы любознательных родственников для наблюдения за воздушной стихией во многих местах сразу. Пришлось обратиться к друзьям.

Перье написал письмо одному другу в Париж, другому — в Стокгольм, Начались наблюдения сразу в нескольких городах: в Клермоне, в Париже, в Стокгольме. В Стокгольме этим занялся знаменитый ученый Декарт.

Оказалось, что барометры в разных местах ведут себя по-разному. Парижский барометр вел себя сравнительно спокойно А стокгольмский волновался—то летел вверх, то стремглав падал.

Ртуть IB барометре качалась, как вода в бурном море. Чувствовалось, что в воздушном океане происходит какое-то волнение, какое-то таинственное движение, охватывающее огромные пространства.

Делалось все яснее, что надо не двумя и не тремя парами глаз, а десятками, сотнями следить за этим незримым и необозримым океаном. Ни у кого не нашлось бы столько друзей, сколько для этого нужно.

Но у науки есть свои друзья. Их тысячи. Эти друзья образуют общества, союзы, академии.

Были такие ученые общества и в те времена. Одно из них находилось во Флоренции н называлось «Академия опыта».

Академия опыта была основана в 1648 году Фердинандом, герцогом Тосканским, тем самым, который построил один из первых термометров. Герцог поручил своему секретарю патеру Луиджи Антенорн послать в разные города друзьям науки таблицы и правила для наблюдений за погодой. По этим правилам полагалось одновременно и по одинаковым приборам наблюдать давление воздуха, температуру, влажность, направление ветра и вид иеба.

У каждого наблюдателя было несколько приборов-помощников: три новых— барометр, термометр и гигрометр, только что изобретенный для измерения влажности, да еще один старый друг, хоть и не такой точный, — флюгер.

Каждое утро наблюдатель подходил к своим приборам, чтобы осведомиться об их самочувствии, выяснить, в каком настроении барометр — повышенном или пониженном, что поделывает термометр, в какую сторону смотрит флюгер. Все это сейчас же заносилось в дневник.

И время от времени почта привозила во Флоренцию на имя Луиджи Антено-ри письма, которые он прочитывал! с живейшим интересом.

Когда мы пишем друзьям, мы иногда сообщаем им между прочим, какая у нас погода. Но письма, которые получал Антенори, отличались тем, что в них речь шла только о погоде. Некоторые из них дошли и до нас, хотя не были нам адресованы. Судя по этим письмам, люди не только следили за погодой, но и раздумывали о том, почему она меняется, почему вчера было жарко, а сегодня стало холодно, почему в барометре ртуть то поднимается, то опускается.

Вопрос был задан. Но, для того чтобы ответить на него, люди еще слишком мало знали, мало видели. Да и много л» мог сделать этот маленький отряд наблюдателей, установивцшй свои посты в десятке городов Европы? Тут нужна была армия наблюдателей; не одно ученое общество, а все ученые общества мира должны были взяться за наблюдения. Ведь все люди на земле имеют дело с погодой, живут на дне воздушного океана.

И вот в 1723 году в английском научном журнале появляется статья. Она написана не по-английски, а по-латыни,

чтобы ее могли прочесть ученые всего ад и ра: латынь еще считается языком науки.

Статья называется «Приглашение» Ее автор — врач, физик и математик Джемс Джюрин. Он приглашает всех естествоиспытателей мира следить за поведением погоды: по нескольку раз в день отмечать высоту ртути в барометре и термометре, направление и силу ветра, вид неба, влажность и количество дождя.

У метеооологов уже не четыре слуги, а пять. Специальность пятого — измерять дождь Он так и называется — дождемер. Это самый простой нз всех приборов в мире» Каждое ведро может получить высокое звание дождемера, если выставить его на дождь и потом измерить, сколько в нем воды.

В своем «Приглашении» Джемс Джюрин подробно объясняет, какими приборами надо пользоваться, чтобы показания их можно было сравнивать. Он советует, например, покупать барометры у искусного мастера Фрэнсиса Коксби, проживающего в городе Лондоне, на площади Крэн-Корт.

«Приглашение» Джюрина не осталось без отклика. Не прошло и года, как в Лондонское королевское общество стали поступать письма из разных стран Европы. После писем из Германии, Италии, Швеции, Финляндии пришли письма из Индии и из Северной Америки.

Был тут пакет и из России, из нового приморского города — Петербурга. И в России тоже уже следили за погодой не простым, а вооруженным глазом. Где был флот, где была навигация, должна была появиться и метеорология.

О ПЕРВЫХ РУССКИХ ГИДРОЛОГАХ И МЕТЕОРОЛОГАХ

Создатель русского флота Петр Великий был первым русским океанографом. Он занимался изучением Каспийского моря, измерял глубины, доставал грунт со дна. По его повелению была произведена подробная «опись» этого моря. Петр хотел знать свою страну, свое огромное хозяйства

Понимая, как важно для морепла-®анья уметь пользоваться компасом, Петр велел вести наблюдения над магнитной стрелкой и отмечать на карте, насколько она отклоняется от меридиана к западу или к востоку. В 1725 году в Петербурге ученые в первый раз собрались на заседание 'Академии наук, основанной по указу Петра. И в том же году академики взялись за гидрологические и метеорологические наблюдения.

Впервые за русской природой принялись следить изо дня в день вооруженным глазом. И Нева стала первой из русских рек, которую начали изучать гидрологи. Каждый день измеряли высоту воды в реке. Отмечали сроки вскрытия и замерзания. Погоду наблюдали сначала два, а потом три раза в сутки. Температуру воздуха измеряли спиртовым флорентийским термометром.

У этого термометра был тот недостаток, что он умел «танцовать» только от своей флорентийской печки. Его верхняя точка показывала температуру самого холодного, а нижняя — самого жаркого дня во Флоренции. Но Петербург— не Флоренция. Здесь нужна была другая* шкала.

И вот петербургский академик де-Лиль переделывает шкалу термометра: нулем обозначает точку кипения воды, а у точки замерзания ©оды ставит число 150, Такая шкала уже мало чем отличалась от нашей теперешней.

Был у флорентийского термометра и другой недостаток. Трубка у него была не запаяна, а только плотно заткнута пробкой. А из-за этого спирт улету

чивался, особенно а жаркую погоду Академик де-Лиль догадался запаять трубку и заменил спирт ртутью.

Кроме температуры, наблюдатели че» рили давление воздуха барометром, следили за направлением и силой ветра. В журнале отмечали облачность и осадки, грозы и северные сиянья, пер* вые и последние морозы. Даже ласточек, и тех заносили во «входящий журнал», едви только они появлялись весной в окрестностях Петербурга*

Скоро начались наблюдения и в других местах.

Уроженцы Италии — термометр и барометр — проникли в Сибирь, Потом появились и свои сибирские термометры: их стали изготовлять на стеклян- ' ном заводе в Иркутске. Впервые люди , пробовали измерить силу сибирских морозов. Ртуть в термометре замерзала, не успев подняться. Но тогда еще не знали, что ртуть замерзает, и от этого измерения получались неправильными: температура казалась еще более низкой, чем она была.

Все больше наблюдений, все больше цифр собиралось в ученых трудах. Люди усердно копили материал для здания науки. Но что это будет за здание, мало кто представлял себе.

Среди академиков был только один человек, который умел далеко заглядывать в будущее. Он не хотел примириться с тем, что «физики не столько заботятся об истолковании воздушных перемен, сколько об исполнении своей должности». С сокрушением говорил он, что «лучшая часть натуральной науки почти умерщвлена».

Этого академика звали Ломоносов.

Размышляя о метеорологии, он старался понять, почему «знание воздушного круга еще великой тьмой покрыто», несмотря на почти бесчисленные наблюдения, произведенные естествоиспытателями не только по все# Европе, но и в других частях света.

Он объяснял это тем, что несовершенство инструментов, разность обстоятельств и неравное «рачение» — усердие наблюдателей — приводят в беспорядок и отягощают силу рассуждения.

И все же он не мог не верить в эту «силу рассуждения», в силу труда и науки. Он говорил: «предвидеть перемены погоды подлинно претрудно и едва постижимо быть кажется. Но все трудами приобрести возможно* чему ясный пример видим в предсказании течения светил небесных, которое через столь многие века было сокровенно».

Ломоносов не жалел трудов, чтобы раскрыть сокровенное, и не раз подвергал свою жизнь опасности, чтобы постичь то, что кажется непостижимым.

Даже молнию, и ту он пытался понять и приручить!

Стараясь понять, что такое гроза., он первый заметил, что, кроме ветра, в атмосфере есть еще восходящие и нисходящие потоки воздуха. Летние грозы чаще всего бывают тогда, когда атмосфера неустойчива, когда от нагретой земли поднимается к небу теплый воздух.

И Ломоносов догадывался, может быть первый из людей на земле, что перемены погоды можно объяснить, если знать, как движутся воздушные потоки на огромных пространствах.

Чтобы можно было предсказывать погоду, чтобы земледельцы и моряк» знали, чего им ждать» Ломоносов предлагал в разных частях света к ь разных государствах учредить самопишущие метеорологические обсерватории.

Самопишущие станции, рассеянные по всей планете,— вот что видели впереди зоркие глаза Ломоносова.

Но как далеко еще было тогда до такой всемирной сети!

И все же число станций и наблюдателей на земле росло с каждым годом.

30