Техника - молодёжи 2004-03, страница 45

Когда Человек по-настоящему обретает Мечту.

Именно в попытке создать такое общество и возникла Держава. Она погибла — отчасти ввиду внутренних противоречий, отчасти из-за козней врагов. Но в других мирах такая попытка могла закончиться успехом. Косвенным подтверждением того были наблюдения аппаратов, явно превосходивших по своим возможностям всё, что было когда-либо создано на Земле.

Альтаир понимал, что достоверно убедиться в этом можно будет только при непосредственном контакте.

Но он ЗНАЛ, что на этих кораблях прилетают ЛЮДИ. Он ждал их. Уже пятое лето. На этом самом месте.

— Ты бы поспал, — нарушил молчание второй, — а я пока понаблюдаю, если хочешь.

— Нет, Байкер, спасибо, отосплюсь днем. Ночью я обязан бодрствовать. Лучше возьми мою плащ-палатку и отдохни сам. Если что — я тебя сразу разбужу.

— Ну, как знаешь. Тогда спокойного тебе дежурства.

Байкер отвязал от рюкзака бурый брезентовый сверток, расстелил его на земле, еще хранившей тепло дневного зноя, и через минуту басовитое, мощное дыхание бывшего десантника слилось с тихим потрескиванием дубовых веток в костре.

Альтаир откинулся спиной на рюкзак, размял затекшие ноги и снова погрузился в раздумья.

Ему было о чем задуматься в подобные минуты. На горизонте маячило тридцатилетие. По своему опыту общения с людьми он знал, что это тот рубеж, за которым поддерживать неувядающим стремление к новым свершениям будет все сложней и сложней. Многие его товарищи по прежним походам и экспедициям уже «сломались» — обзавелись семьями, детьми, машинами и за пределы автострады, кольцом окружающей Столицу, выбирались теперь разве что на дачи или пикники. Как будто не с ними он когда-то пережидал грозы у берегов таежных озер, крепил страховку на скалах, мчался на горных лыжах по сверкающим склонам, поднимал из болот и хоронил на воинских мемориалах останки солдат, погибших за независимость Державы в Великую войну...

Альтаир пока держался.

Некоторые из его «остепенившихся» знакомых считали, что он просто стремится убежать от себя. Как часто приходилось ему слышать в разных вариациях одно и то же: «Пойми, ты уже не школьник. Детство давно осталось позади, скоро и юность закончится — пора вступать в зрелую жизнь. Тебе следует научиться жить ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС, как все повзрослевшие вместе с тобою сверстники. Не убегать в походы, а построить, наконец, свой очаг, найти свою радость в настоящем времени, рядом с собой».

Альтаир никогда не отвечал вслух на это пожелание, на таившийся за внешне вполне правильными словами подспудный вопрос: «Зачем тебе все это?». Не отвечал именно потому, что знал ответ. Воспитанный в детстве на лучших книгах, фильмах и песнях Державы, самое светлое время человеческой жизни — юность — он встретил даже не в другой стране, а в другом мире, где властвовали совсем иные законы. Ему, жаждавшему беспокойной, бурлящей жизни, мечтавшему служить людям, Родине и науке, «новое» общество предложило в корне иную систему ценностей, которую он принять не мог.

И реки, и горы, и поиск, и многое другое — это была его война. Каждые выходные, каждое лето он добровольцем уходил на свой фронт. Проходил по утреннему городу в потертом камуфляже, с рюкзаком вместо вещмешка, сжимая в руках взамен автомата весло, ледоруб, металлоискатель или гитару. Уходил на бой с пресыщенностью и успокоенностью, прагматизмом и сиюминутностью, примитивизмом и упрощенностью, под ударами которых десятилетие назад рухнула Держава и до сей поры продолжали гибнуть друзья. Уходил потому, что не мог смириться с повседневной жизнью, протекавшей исключительно «здесь» и только «сейчас».

Здесь и сейчас... Тогда зачем вообще существует Мечта? Ведь добиться относительного комфорта и благополучия, пусть и ценой определенных усилий, можно в любом месте и в любую эпоху. Тем более в Столице. Тем более теперь, когда не существует больше никаких идейных или моральных ограничений, и можно особо не беспокоиться об оценке своих помыслов и поступков окружающими. Это не то трудное счастье, которое было находкой для предыдущих поколений. Чтобы «осчастливить»

себя сейчас, не надо мчаться за тридевять земель, подниматься в горы или уноситься в небо. Всё примитивно и просто.

Здесь и сейчас... Альтаир вспоминал инженеров и ученых Державы, пытавшихся осуществить прорыв в Неведомое и часто плативших за это своим личным счастьем, а порой и жизнью. Нынче эти люди оказались ненужными именно потому, что их работа выходила далеко за рамки сегодняшних потребностей — они жили Будущим. Пришедшие им на смену молодые прагматики усвоили новую истину: только та проблема стоит внимания, решение которой может принести быстрый доход при минимальном приложении усилий. Больше всего от такого подхода пострадала космонавтика — самая сильная и давняя любовь Апьтаира. Разговоры об орбитальных поселениях и планетных базах еще велись, но оказаться в планах с трудом выживших КБ и заводов эти проекты шансов не имели. «У нас демократия, можете ГОВОРИТЬ о своих звездолетах сколько угодно, пока денег не просите».

Здесь и сейчас... Его часто упрекали не только в мечтательности, но и в слишком трепетном отношении к своему прошло-

му. Да, в его жизни было много ярких событий, о которых он с неподдельной теплотой вспоминал и рассказывал. Тем более что некоторые из них продолжали влиять на его мысли и поступки даже по прошествии долгого времени.

Вот уже больше десяти лет прошло с той смены в большом детском лагере, расположенном у подножия гор на берегу теплого южного моря. Он был тогда вожатым в отряде, носившем имя самой яркой звезды в созвездии Орла. Дни смены промчались, словно идущий по орбите спутник. Слезы расставания, пролитые в последнюю ночь, быстро высохли на прибрежной гальке. А имя его отряда осталось жить, перейдя в прозвище, которое сопровождало его все последующие годы и, наверное, будет сопровождать всю оставшуюся жизнь. И не только сопровождать, но и требовать себя оправдывать.

Альтаир знал все коварство, жестокость и беспощадность своего врага. Он понимал, что нельзя позволить ему ни на малую толику завладеть мыслями и желаниями, нельзя дать ему войти в душу под любым предлогом и в любом обличии, нельзя дать себя успокоить.

И потому, даже когда не удавалось найти попутчиков, он в одиночку покидал Столицу, уезжал на один из дальних полустанков, надевал снаряжение и растворялся в лесной глухомани, чтобы через сутки, а то и двое выйти из нее где-нибудь километров за семьдесят. В дождь, в снег, в жару — значения не имело.

И потому он знал, что даже если рядом не останется ни одного соратника, он будет продолжать свою войну с самым коварным в истории врагом.

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 3 2 0 0 4

43