Техника - молодёжи 2009-03, страница 65
Анекдот КАБЛУКИАНА Иван Алексеевич КАБЛУКОВ (1857-1942) - сын управляющего подмосковным имением М.Салтыкова-Щедрина Витенёво, был серьёзным учёным, профессором, сделавшим важные открытия в электрохимии и теории растворов. Но у него был странный и смешной недостаток речи, принёсший ему анекдотическую славу в Московском университете и даже за его пределами. Начало одного слова он приставлял к концу другого, и у него получалось, что не колба лопнула, а лопла колбнула. Не палка с золотым набалдашником, а палка с набалдым золо-ташником. Не в каком часу начало, а в каком носу чесало. «Помню, вхожу я в квартиру дяди, - вспоминал племянник известного химика Сабанеева. - Навстречу мне выходит из комнаты Каблуков и, как бы продолжая прежний разговор, говорит, взяв меня за пуговицу: - Вот теперь как эт-та... очень быстро... стали ездить из Америки в Россию. Вот когда я был в Америке, так я выехал двадцать второго, а приехал... э-э... в пятницу...». После обеда хозяйка спросила: «Иван Алексеевич, вы что хотите — чаю или кофе?» «Я попросил бы кошечку чаю...» В этот же вечер, восторженно описывая крымское побережье, Каблуков говорил: - Там такая красота: кругом, куда ни посмотришь, -только горе да моры... Большой почитатель музыки Иван Алексеевич восхищался симфонией Мендельховена и утверждал, что «в Америке очень почитаемы русские вели.,, э-э...кие писатели, как, например... Толстоевский»... Присутствовавшие на именинах Сабанеева коллеги и знакомые Каблукова сидели красные от напряжения, стараясь не прыснуть со смеху. Когда же Каблуков выступал публично, то аудитория бывала менее благовоспитанна, не стеснялась и неожиданно награждала лектора не аплодисментами, а диким взрывом хохота. Студенты, хотя и любили Ивана Алексеевича как доброго профессора, бывали к нему безжалостны, и чтение лекций для него было, по всей вероятности, сплошной мукой, но он героически выдерживал создававшуюся смехотворную атмосферу. На лекции, наливая в пробирку какую-то жидкость и упорно называя её почему-то порошком, он говорил: - Вот видите, э-э - я лью этот порошок, и вы можете наблюдать... И вдруг его осеняет, он выпрямляется и звучно произносит: - Я оши.,, э-э... бея, Это не жидкость - это порошок... то есть это порошок, а не жидкость... И совсем решительно: - ЖИДКОСТЬ! А теперь я беру деревянную дощечку с такой же деревянной дырочкой... Студенты уже откровенно хохочут. Профессор насупился, даже покраснел. - Как вам не стыдно смеяться над старым дур... И при общем хохоте поправился: - ...я хотел сказать - профессором. Вершина анекдотической «каблукианы» - командировка Ивана Алексеевича в американский университет Джона Голкинса с целью изучения там постановки химических лабораторий. Делая доклад в Политехническом музее при большом стечении публики, он упорно именовал это учебное заведение университетом Гона Джопкинса, а под конец сразил слушателей настоящим шедевром. Рассказывая, что в американских университетах в лабораториях нет общего вытяжного шкафа для ядовитых и летучих веществ, как в русских лабораториях, а у каждого студента есть индивидуальный вытяжной шкаф, Каблуков сказал: - Я заметил, что в лабораториях там не так, как у нас... там каждый студент имеет свое отверстие, чрез которое может выпускать вонючие газы в любом количестве и по своему желанию... И вот, что удивительно: после революции Иван Алексеевич, как говорили, «испортился» - перестал путать слова и тем доставлять удовольствие москвичам... Иван ПРЯДИЛЬЩИКОВ Читая классиков САМ НЕ СЛЕДОВАЛ СВОИМ ПРАВИЛАМ Как умно и правильно рассуждал Пушкин. «Должно стараться иметь большинство голосов на своей стороне, - писал он, - не оскорбляйте же глупцов». А как поступал сам? Всю жизнь действовал вопреки им же самим сформулированному правилу. Взял да написал в своей знаменитой стихотворной родословной: Не торговал мой дед блинами, Не ваксил царских сапогов, Не пел с придворными дьячками, В князья не прыгал из хохлов, И не был беглым он солдатом Австрийских пудреных дружин; Так мне ли быть аристократом? Я, слава Богу, мещанин! Небольшое стихотворение, а посмотрите, сколько оно сразу задело знатных и влиятельных родов. Блинами торговал будущий сподвижник Петра I, светлейший князь Меншиков. Ваксил сапоги императору Павлу \ граф Кутайсов -пленный турчонок, подаренный будущему императору одним генералом. С придворными дьячками пел фаворит Елизаветы Петровны Алексей Разумовский, а прыгал из хохлов в князья Безбородко. А беглым австрийским солдатом был предок графа Клейнмихеля. Всего восемь строк-и десятки ненавистников и недоброжелателей! Читая подобные пушкинские творения, его самые искренние доброжелатели приходили в ужас. «Поэт Пушкин, - писал Н.Карамзин своему другу Дмитриеву из Москвы в 1820 г., - написал и распустил стихи на вольность, эпиграммы на властителей и проч., и пр. Это узна ла полиция. Опасаются следствий. Хотя я уже давно, истощив все способы образумить эту беспутную голову, предал несчастного року и Немезиде, однако ж из жалости к таланту замолвил слово, взяв с него обещание уняться». Но выполнил ли Пушкин данное им обещание? Нет, до последнего дня жизни он только и делал, что «оскорблял глупцов» и как раз имел большинство голосов против себя. Царь, осаждаемый жалобами на поэта, попытался предостеречь его через императрицу. «Государь знает, что Пушкин - вполне порядочный человек, - говорила государыня Александра Фёдоровна одной из пушкинских знакомых, - но, к несчастью, он создал себе множество врагов. Это большая ошибка с его стороны». Но Александр Сергеевич, похоже, не внял доброму совету, и через некоторое время уже сам царь жаловался Смир-новой-Россет на поэта и просил её передать Пушкину, что надо быть благоразумнее и «не задирать людей...» Вот правда жизни: и друзья ругают, и царь просит, и сам понимаешь, что и как надо делать, а поступаешь наоборот! |
