Юный техник 1966-03, страница 59

("Окончание. Начало см. иа стр. 54.) лая история — месяцев восемь, а то и год.

Я не знал, сколько времени это займет, Альберт Егорович не говорил, но я так думал.

— Ну, а потом — когда вы все сделаете?

Я не понял.

— Когда совсем все сделаете, что вы будете делать тогда?

Я пожал плечами. Откуда я знаю? Альберт Егорович, наверное, будет еще что-нибудь изобретать. А я постараюсь устроиться на нашу установку оператором или еще кем. Правда, я не слишком разбираюсь в электронике и всех этих вещах, но все-таки большинство узлов собирал я, так что и следить за ними мне будет легче. В крайнем случае подучиться можно.

— А как называется ваш аппарат? — спросила Галка.

-— Это не аппарат, установка.

— А как она называется?

— Никак. Установка — и все.

— Но ведь ее должны как-нибудь назвать. Наверное, по вашим фамилиям, да?

Я разозлился:

— Я-то тут при чем? Не я же изобрел.

Галка с ходу стала рассказывать про йогов и про парня, который ездил в Индию. Поняла, что про то мне не хочется говорить. Она вообще все здорово понимала.

В самом деле, я-то тут при чем? Года полтора назад Альберт Егорович попросил меня собрать моторчик. Я собрал. Потом он еще пару раз приходил со всякими мелочами. Я делал — мне тогда деньги были нужны. Потом он как-то предложил договориться, чтобы я месяц с ним работал вечерами по два часа, а он будет платить, как за сверхурочные.

Я спросил:

— А что делать?

— Что придется. Я работаю над одной вещью, а ты будешь мне помогать.

— Рацпредложение готовите?

Он у нас вообще был рационализатор, несколько раз получал премии.

Альберт Егорович махнул рукой.

— Это все была мелочь! Тут совсем иная вещь.

Обычно он говорил мало. Но в тот

раз, наверное, целый час рассказывал мне, в чем дело. Они еще с одним человеком хотят сделать установку, которая излечивала бы слепоту. Они подходят к слепоте с точки зрения электроники. Изменились характеристики зрительного нерва, и он не может больше воспринимать световые волны. А если восстановить характеристики...

В общем все это было сложно. Но суть примерно такая. Я спросил:

— И все слепые будут видеть?

— Не все, конечно. Но те, у кого поврежден зрительный нерв, будут. Если у нас все получится.

— И прилично будут видеть?

— Вероятно, похуже, чем мы с тобой. Но процентов пятьдесят зрения, думаю, вполне можно восстановить. Если у нас все получится.

Меня даже в жар бросило. Пятьдесят! Да пусть хоть тридцать. Пусть хоть двадцать!

Я в этих процентах немного разбирался — у нас в доме жил слепой. Шахтер, ему глаза взрывом выбило. Хороший дядька, веселый, за «Спартак» «болел». С ребятами всегда разговаривал. Даже в магазин сам ходил. Только платил всегда мелочью: в бумажках путался, а мелочь пальцами отличал. Его бы, конечно, и так не обманули, но он любил сам, копейка в копейку.

Так вот он завидовал дружку, с которым вместе подорвался. У того осталось два процента зрения, и он видел стены, столбы. Людей, правда, не различал, но видеть видел...

Альберт Егорович сказал:

— Ну как, договорились?

Я кивнул.

— Оплата тебя устраивает?

Я сказал:

— Денег мне не надо.

Он принялся говорить, что это работа, а всякая работа должна оплачиваться, что иначе ему просто неудобно.

Я спросил:

— А вам за это платит кто?

Он развел руками.

— Ну, а я хуже вас, что ли?

— Но ведь тебе, думаю, нужны деньги...

Деньги мне, конечно, были нужны. И я не хуже, чем он, знал, что всякая работа должна оплачиваться. Но за такую работу я брать деньги не мог...

58