Вокруг света 1970-02, страница 24

он в центре внимания архитекторов и историков, живописцев и кинооператоров, парижан и туристов со всего света! Его знал всякий. И вот оказалось, не знал никто.

Архитектор Бернар Битри, которому поручили реставрировать собор, перебрал десятки составов и эмульсий, чтобы сделать заключение — пригодна лишь обычная вода. Только брызги чистой воды под слабым давлением могут безвредно снять полусантиметровый слой копоти и грязи со старых камней. Вторая проблема — как возвести леса — решилась неожиданно просто. Каменщики средневековья будто позаботились об этом: они предусмотрительно оставили отверстия между камнями в стенах, и сегодняшние монтажники с благодарностью крепили в них трубы, из которых свинчивали затем строительные помосты. А потом много дней стоял Нотр-Дам, задернутый темными полотнищами, скрытый от глаз, словно памятник перед открытием.

Туристы тех дней расстроенно опускали камеры и жаловались друг другу на невезучесть.

— Немного позже. Он умывается, мсье, — разводили руками гиды.

А там, за кулисами, реставраторы смешались с толпами святых и дьяволов. В многолюдной истории человека Теофила (он умер еще в 190 году нашей эры), продавшего якобы душу сатане и спасенного в конце концов Святой Девой (ей и посвящен собор), оказались непредусмотренные персонажи. Молодые парни в кепках и спецовках исправляли кладку по всем правилам готического искусства и крепили над каменными фигурами водяные шланги; тысячи статуй, и на каждую — по десять часов душа. Капли стекали по щекам королей; апокалипсические демоны и химеры, выкатив бельмы, смотрели, как движется дело...

Пал занавес. И все увидели собор белого камня. Белого и немного золотистого, теплого, как человеческое тело. По-другому прочлась тогда старинная запись монаха из Бургундии Рауля Гло-бера: «Скинув рубище, мир оделся в белые покровы соборов». А стандартные, бывшие веками в ходу метафоры о «мрачных стенах» средневековья оказались по меньшей мере неточными.

Знакомые всем старые стены готических соборов, до сих пор определяющие силуэт Западной Европы, обернулись загадкой.

Бывает такое детское желание: забраться в картину — ну, хотя бы в эту миниатюру Жана Фоке, — чтобы очутиться вдруг в синеющем вдалеке средневековом городе. Осколки строительного камня последним снегом лежат на траве, отчего кажется, будто весна. Если пойти по корявой булыжной дороге за громыхающими повозками, груженными камнем, то подойдешь к самой стройке.

Смотрите — в самом центре миниатюры седобородый Карл Ве-

Архитектор и скульптор мэтр Пилъграм вырезал свой автопортрет под лестницей кафедры в венском соборе св. Стефана, автором которого он был. В готическую эпоху было немыслимо, чтобы автор оставлял свое изображение в храме. Но уже начинался Ренессанс...

ликий расслабленным царственным жестом указывает на растущие стены. Красивыми складками спадает мантия короля, а свита в бархатных камзолах позади него, неподвижная и слитная, будто продолжение мантии, ее шлейф.

Зато каменщики, хотя ни одежды их, ни позы красотой не блещут, — каждый нарисован отдельно.

— Простите, мессир, то, что вы строите, — это будет ранняя или зрелая готика, «лучистая» или «пламенеющая»? — могли бы спросить мы у мастера наподобие незнакомца из притчи.

Ответа бы не дождались. Четкие деления по направлениям и стилям, поучительные объяснения, что следует за чем и почему, — все это приходит много позднее, и зачастую как подгонка под теорию комментатора. «Готика»? Это слово было неведомо тем людям, чьи времена мы уверенно зовем готическими. Зовем, не подозревая, что в определении этом первоначально слышалась неприязнь и осуждение. Нет, с готами — «полудикими разбойными племенами» — готика не имеет ничего общего. Но для законодателей вкусов высокого итальянского Возрождения сооружения раннего средневековья рисовались нелепицей, безвкусной и грубой — «готической» («варварской») выдумкой.

Самым вероятным ответом каменщика на наш вопрос, пойми он, в чем дело, было бы:

— Собор будет красивый и большой. Больше и красивее прежнего.

ГОРОД ПОД КРЫШЕЙ

Р азмеры кафедрального собора — вот что являлось предметом престижа и соперничества городов. Великие храмы греков уступают по величине даже средним сооружениям средневековья. Парфенон b принципе можно разместить под соборными сводами, как экспонат в выставочном зале. И это не случайно.

Собор готических времен полагался домом не только господа, но и верующих. Собор в Амьене покрывает семь тысяч квадратных метров площади и был способен укрыть при надобности за стенами все население города.

Возводить такие сооружения стало возможным после изобретения стрельчатой арки, каменных нервюрных сводов. Опробованное на строительстве английского собора в Дергеме (XI век) нововведение очень скоро разнеслось по Западной Европе. Стена складывалась, как ствол дерева, — со множеством отходящих ветвей, одна арка опиралась на другую, вторая на третью, свод становился на плечи своду. Промежуточные опоры, тяжелые перекрытия, ограничивающие объем построек, более не требовались; могучие контрфорсы выносились теперь наружу зданий.

В колоссальных соборных залах звук мог гулять, не встречая препятствий. Слабый, старческий голосок епископа гудел под зонтичными сводами, как глас божий. Детский хор пел тысячью ангелов,

22