Вокруг света 1971-03, страница 72

пустил охотничий клич. Конечно, он убил самца с четырьмя ответвлениями на рогах. Он не признавал менее крупную добычу вроде молодых оленей с двумя ответвлениями на рогах или оленят, у которых рога едва намечаются. И конечно, он никогда не охотился на самок или детенышей.

Мы с Лилиан сидели у хижины, бездельничая и радуясь, что прошла зима. И по всему Чилкотину скотоводы и звероловы, лесорубы и охотники за дикими лошадьми, их подруги и их малыши сидели в тот момент на бревнах у своих хижин, бездельничая и радуясь, что прошла зима

В конце концов, зима обошлась с нами не так уж плохо. За январь и половину февраля я выследил и убил тринадцать койотов. Насколько мне помнилось, лишь пять койотов перехитрили и обошли меня. Это был неплохой счет в мою пользу.

Но в середине февраля круглосуточный ветер чинук и последующие глубокие заморозки образовали на снегу тбердую, как железо, корку, и койот мог весело помахать мне хвостом. Только глупец или совсем неопытный охотник стал бы надеяться, что лошадь обгонит койота на затвердевшем снегу.

В течение последующих шести недель нам пришлось потратить почти все свое время на дальнейшее освоение двуручной пилы. Дрова как деньги: их всегда не хватает. Только похоже, что дрова испаряются при температуре — 45°, а деньги при любой температуре.

Итак, прилетели гуси, ручей бурлил водой, лед ломался и таял, а блюдце лежало в грязи, перевернутое вверх дном. И, глядя на воду, струящуюся в ручье, я одновременно думал о блюдце. Вода и блюдце — эти два представления прекрасно сочетались друг с другом.

Я подошел к хижине и поднял блюдце. Затем я снова сел на бревно и стал вертеть блюдце в руках. Визи сделал перерыв в охоте, ибо любой охотник в конце концов устает. Он подошел к хижине и стал наблюдать за блюдцем.

Какие-то соображения зрели у меня в голове, и я внезапно воскликнул:

— Промокашка! Мне нужен кусочек промокашки!

Лилиан подняла брови.

— Ну зачем она тебе?

Я нетерпеливо повторил:

— Принеси мне промокашку, сделай милость! И капельку воды!

— Перо и чернила? — спросила она, уходя в хижину:

— Конечно, нет, — ответил я. — Только промокашку и воды.

Я оторвал кусочек промокашки и положил его на дно блюдца. Затем по капелькам накапал туда немного воды и перевернул блюдце.

— Куда девалась вода? — заинтересовался Визи, увидев, что она не капает с перевернутого блюдца. Визи еще не знал свойств промокательной бумаги.

Я снова стал капать воду на промокашку. Через некоторое время в блюдце показалась вода; я продолжал капать, и вода заполнила половину блюдца. Я все капал и капал, пока вода не побежала через край.

Я посмотрел на Лилиан поверх блюдца с видом учителя, стоящего перед классом, и начал объяснять:

— Каждое пересохшее болотце у ручья похоже на это блюдце с промокашкой. Болотистая почва, подобно промокашке, впитывает влагу от дождей и тающего снега. Если бы болота пропитались во

дой, как промокашка в этом блюдце, то дожди и талая вода постепенно заполнили бы их и вода снова потекла бы из них в ручей. Это ясно, не правда ли?

— Когда слушаешь тебя, это кажется ясным, но... — Лилиан покачала головой, как если бы это совсем не было ей ясно.

— Никаких «но». Давай подумаем, как бы наполнить одно или два таких «блюдца».

Успех нашего плана зависел от того, насколько нам удастся уменьшить утечку воды.

Восстанавливая первую бобровую плотину, мы заимствовали у бобров их метод строительства. Осмотрев остатки плотин, мы увидели, что вместо цемента там были прутики и всякая мелочь. Это нам подходило. Мы нарубили елок и других хвойных деревьев, ветви и сучья свалили у плотины, а затем расположили иХ на развалинах в виде сетки, причем тонкие концы веток и сучьев были направлены к истокам ручья.

Наложив на остатки плотины слой веток, мы привезли на тачке грязь из ближайшей канавы и распластали ее на ветках. Сначала слой веток, затем слой грязи — ветки и грязь, грязь и ветки, час за часом, день за днем, пока нам не стало казаться, что мы опустошили весь лес и вдобавок своротили верхушку холма. Но наконец работа была окончена, и мы знали, что, когда скопится достаточное количество воды, на месте застойного болота образуется озеро не менее пяти футов глубиной. Ветки, составлявшие, пожалуй, половину массы плотины, сыграли двойную роль. Во-первых, нам пришлось копать* и возить меньше грязи и песка. Во-вторых, можно было не опасаться, что вода смоет все это сооружение, когда она будет переливаться через плотину. По такому принципу были построены бобровые плотины, а что было хорошо для бобров, было хорошо и для нас.

Поднять уровень воды до пятифутовой глубины на десяти акрах заболоченного русла, если вода сочится по капелькам, — дело небыстрое и нелегкое. Казалось, что «блюдце» никогда не наполнится. Но в конце концов его «промокашка» напиталась влагой, и вода дюйм за дюймом стала подниматься у плотины. А через три недели после завершения нашей работы вода достигла верха плотины и стала переливаться через край.

И тут погода пошла^ нам навстречу. Вскоре после постройки плотины небо покрылось тучами, задул южный ветер, и начался дождь. Он шел не переставая в течение двух суток. Легкий, моросящий дождик перемежался ливнями, заставлявшими нас не выходить из хижины. Но мы ничего не имели против этого. Лилиан занялась шитьем (ему никогда не было и, наверное, никогда не будет конца), у меня были книги Дарвина — «Происхождение видов» и «Происхождение человека» (книги, вполне подходящие для того, чтобы занять ум мыслящего человека в течение многих дождливых дней), а Визи мастерил из тополевой щепки лодочку. Пусть идет дождь! Чем больше выпадет влаги, тем лучше поплывет лодочка, когда придет время спускать ее через порог.

Затем наступили дни тревог и опасений. Прошло больше двух недель с тех пор, как у источников ручья была перекрыта утечка воды.

Как только на заболоченную почву вновь вернулась вода, там появились водные растения. Их корни с давних пор сохранялись в земле, и не хватало только воды, чтобы оживить их. К концу июля

70