Вокруг света 1971-07, страница 4

В. АРСЕНЬЕВ, наш спец. корр. Фото автора

ПИНЕЖСКИЕ САНОЧКИ

Пугая волна морозного пара ожгла лицо. Я проснулся и секунду ошалело соображал, где это вдруг очутился. Не было ни светлой кабины, ни спины «шеф-пилота» Мысо-ва, и только отдаленный вой, напоминающий вой мотора, все еще связывал меня со сновидением, с бешеным бегом амфибии.

Но тут из молочной ледяной пелены проглянул-ся угол русской печи, распахнутая дверь и отчаянно завывающий Шарик, которого тащил из сеней в избу заиндевевший Анатолий Изосимович. Стылый пар рассеивался медленно, будто бережно возвращал меня в реальный мир, в теплый уют низковатой зимней избы Пономарева, в старинную деревню Кевролу над рекой Пинегой.

— Мороз болыпащий! — сказал Анатолий Изосимович, разглядев, что я уже не сплю, и забросил шапку и рукавицы на полок, приколоченный над дверью.

Со вчерашнего дня, видно, холода еще наддали — утреннее солнце нежно красило лиловым и желтым крепкий, в палец толщиной узорчатый иней на стеклах. Всю последнюю неделю февраля морозы над Пинежьем крепчали и крепчали. Но сегодня-то по календарю начиналась весна...

Я вспомнил, что сегодня первый день весны и хочешь не хочешь, а надо уезжать, пора. И потом в Едому еще хотелось заскочить хоть на часок. Уж больно красива, говорили, эта деревушка.

— Уеду, пожалуй, сегодня, — нерешительно сказал я. — Вот в Едому схожу — и на аэродром. Успею?

— Пошто так? — удивилась Вера Никитична, жена хозяина, выглядывая из-за занавески у печи. На добром, с ямочками, лоснящемся лице играли отсветы алого печного жара. — Гостй-и! Небось не тесно...

Анатолий Изосимович решил сам показать кратчайший путь в Едому, да и дела у него были на совхозном конном дворе, и мы вышли вместе. В резком, колючем и прозрачном воздухе до Едо-мы, до ее темных домов, казалось, рукой подать. Километра два, не больше, было напрямик. Но наст еще не окреп, проваливался, и я вернулся на тропу и послушно двинулся за Пономаревым отыскивать наезженную едомскую дорогу.

Она начиналась в веере санных следов, почти сразу за конным двором, так что Анатолию Изо-симовичу не пришлось далеко уходить от своих дел. Он махнул рукой, давая мне верное направление, и стал закладывать сани, готовясь отправиться к неблизким стогам за сеном.

Я поглядел, как он справляется с закостеневшей упряжью, и представил, как в далеком селе Пинега, в полутора сотнях верст отсюда, в это время «закладывает» свои красные саночки Мысов, обжигает голые руки о морозный металл и поминутно дует на пальцы...

Едомская дорога пересекала большое снежное поле. Оно было розовым от лучей низкого солнца, в ложбинах лежали голубые тени. «Мысов бы проскочил на машине это пространство минуты за две», — подумал я. Это была лучшая дорога для амфибии — целинные глубокие снега, лучшая из всех дорог, которые упоминались в рекламном проспекте «Авиаэкспорта»: «Рыхлый снег и вода, полыньи и ломающийся лед — вот трассы аэро-саней-амфибии, созданных в конструкторском бюро А. Н. Туполева. В условиях бездорожья, по воде и снегу аэросани-амфибия способны перевезти полтонны коммерческой нагрузки на расстояние 300—500 километров с крейсерской скоростью 50—70 километров в час...»