Вокруг света 1971-11, страница 62

взрослого. Конечно, он был для нас еще и политическим символом вечной борьбы против угнетения, а кроме того, символом, так сказать, психологическим: жизни против смерти, радости протпв грусти, психологической свободы против жестких рамок многочисленных запретов. Нам страшно нравплось, что Робии Гуд п его друзья звали себя «веселым лесным братством», и нам так хотелось, чтобы они и в самом деле были веселыми.

Увы и ах! Похоже, что все-все обстояло по-иному. Робпн Гуд и его друзья — Маленький Джон, брат Так, Вильям Скарлет и все остальные, оказывается, были просто-напросто мерзкими бандитами, головорезами, начисто лишенными героического ореола. Но и этого мало! Оказывается, они водились всюду, но только не в Шервуде. Так полагает профессор Чарльз Уайлкс. Нам надо было выяснить, на каком основании.

Профессор живет на окраине Пенкриджа в доме из красного кирпича — стандартном для Англии. Профессор не скрыл от нас некоторого недоумения. Оно не проходит у него с того дня, как газеты оповестили читателей о том, что он, Чарльз Уайлкс, намерен написать книгу о Робин Гуде, в основе которой лежат документы, собранные им в графстве Стаффордшир, и что книга эта, наконец, должна полностью изменить устоявшееся представление о фигуре Робин Гуда. Сообщение было встречено с откровенной враждебностью в графстве Ноттингемшир, власти которого вспоминают о Робин Гуде лишь в тех случаях, когда кто-то грозит украсть у них Робин Гуда. Они решительно заявили, что не намерены никому уступать даже части их собственной графской истории и собственной графской легенды. Знаем мы этих исследователей, говорили в Ноттингеме, каждые двя-три года они выступают с очередной теорией, что, дескать, Робин Гуда не было, а если и был, то совсем другой и жил не в Ноттингемшире, а где-нибудь в Дербшире или Йоркшире. Уайлкс наверняка из таких...

...Мы просим профессора обрисовать нам фигуру Робин Гуда, каким он его увидел после изучения документов.

— Главное — что Робин Гуд был не один. Робин Гудов было

60

много, — говорит нам Уайлкс.— Трудно даже сказать, сколько. После 1066 года, то есть после завоевания Англии норманнами под водительством Вильгельма, множество саксонских феодалов — баронов, баронетов, графов, короче, тех, кто лишился земель, ушли в леса. Некоторые ушли одни, другие — с семьями, третьи — с челядью и крестьянами.

Да, да, я знаю, в Ноттингеме перед замком стоит памятник Робин Гуду, который, так сказать, символизирует борьбу с деспотической властью в этом городе. Но ведь подобное положение, в том числе экспроприация земель, имело место не в одном Ноттингеме, это происходило и в других графствах. Всех, кто в то время ооролся, укрывшись в лесах, с королевской властью, звали Робин Гудами, что, как вы знаете, означает «лесная птаха», или, если угодно, «лесной вор». Поначалу они вели своего рода партизанскую войну против норманнов, имевших обыкновение передвигаться по старой римской дороге. Робин Гуды устраивали на деревьях засады и нападали на их отряды, на курьеров короля и епископов, поддерживавших, как тоже известно, завоевателей Англии. Но политические принципы Робпн Гудов очень скоро стали не в чести.

Тут надо заметить, — продол

жил профессор Уайлкс, — что знатные саксонцы, хотя и стали жертвами завоевателей-норманнов, в большинстве своем были отменными канальями — завистливыми и коварными по отношению друг к другу, способными лишь на грабеж крестьян. Норманнские короли в отличие от саксонских баронов стремились объединить страну и, как следствие, лишить баронов власти. В этой объединительной политике их лучшими помощниками стали шерифы, утвердившиеся в замке Ноттингем, равно как и в замках других графств. Их задача состояла в постоянном наблюдении за выполнением королевских законов. Поймите меня правильно, я не хочу сказать, что законы эти были справедливы — они были жестокими, да и что не было жестоким в те времена?! Например, человеку, застигнутому за охотой в королевском лесу, — а Шервудский лес был как раз таким, — отрубали руку. Убившему оленя выкалывали глаза. Что и говорить, это жестоко, но разве до норманнов было легче? Нравы эпохи остались прежними, но теперь к ним прибавилась хотя бы политическая идея. У саксонских баронов политических принципов не было вообще, потому-то они не случайно из «партизан» превратились в обычных лесных разбойников, готовых напасть на первого встречного, оказав