Вокруг света 1972-04, страница 35

садились в один из лимузинов, когда к нам, сияя радушнейшей улыбкой, подскочил один из этих чиновников. Предупредительно придерживая дверцу автомобиля, он приветствовал нас «от имени правительства и народа штата», потом уселся на переднее сиденье рядом с водителем, обернулся и, сохраняя все ту же лакированную улыбку, принялся разглагольствовать, стремясь, видно, чтобы полсотни километров, отделявшие аэропорт от города, не показались нам слишком долгими. Вероятно, знакомясь с нами, он не расслышал, что один из его собеседников является корреспондентом советского радио. Но он хорошо осознал, что другой был журналистом из ФРГ. Желая доставить гостю удовольствие, он заливался соловьем, восхваляя Германию, величие немецкой нации, славные традиции и героический исторический путь германского народа. Его, что называется, понесло. В мгновенье ока он добрался до Гитлера и, воздевая руки к небу, хватаясь за голову, начал сокрушаться: «Да, да, я понимаю, он плохо кончил... Но никто не смеет отрицать, что этот человек был выдающимся государственным деятелем, что он сделал из Германии великую страну, что именно при нем с наибольшей силой окрепли концепции величия германской нации...»

Мартин Тестер, устало откинувшись на спинку автомобильного сиденья, лукаво подмигнул мне. Его забавляла эта ситуация. Мартин, хоть и работает в отнюдь не прогрессивной газете, умеет объективно оценивать недавнее прошлое своей страны. Мы с ним хорошо знакомы, немало беседовали; я знаю, что он ненавидит нацизм. Но наш гостеприимный

собеседник этого не знал. Он продолжал высказывать сожаление по поводу того, что Гитлеру не удалось осуществить его идеи, «многие из которых, дорогие сеньоры, поверьте мне, были не так-то уж и плохи... Да, да, я знаю это, я хорошо владею немецким и прочел все, что можно было достать в Бразилии о Германии. Здесь у нас богатые библиотеки. Есть даже, — он заговорщически понизил голос, — «Майн кампф!..».

Тут машина взвизгнула тормозами, и заспанный портье отеля распахнул, согнувшись в учтивом поклоне, дверцы.

Мы вышли. Мартин повернулся к чиновнику — еще раз напомню — губернаторской канцелярии и снисходительно сказал:

— Я бесконечно признателен вам за эту содержательную лекцию. Позволю себе только заметить, что, на мой взгляд, пять миллионов немецких жизней, ставших жертвами войны, — это слишком высокая плата за идеалы «величия германской нации»...

Он произнес это и пошел не оборачиваясь. Следом к чиновнику подошел и я.

— Я тоже благодарю вас, сеньор, — сказал я ему, — но вынужден по меньшей мере раздели^ точку зрения господина Мартина... Рад познакомиться: корреспондент Московского радио... — Я сделал ударение на слове «московского» и назвал себя.

Чиновник остался стоять с широко раскрытым ртом: вероятно, он раскрыл его для заранее отрепетированной формулы прощания с нами, но проглотил ее...

КОГДА НЕ БЫЛО БУМАГИ...

К первой странице обложки

Перси Д. Липтон, который занимался изучением генеалогии народа басуто в Южной Африке, был первым из европейцев, обратившим внимание на стены басут-ских хижин и описавшим их. Не следует понимать сообщенный выше факт как утверждение, что никто до П. Липтона не заметил хижин басуто и их стен. Отнюдь. Басутскую хижину, не схожую ни с круглым жилищем зулуса, сооруженным из прутьев и травы, ни с желто-глиняным домом бечуана, ни, тем более, с коттеджем бура, просто нельзя не заметить. Потому хотя бы, что стены ее изукрашены орнаментом и расписаны яркими красками. Орнамент разный на каждой хижине, а краски всегда свежи, потому что хозяйка их подновляет, стоит ей заметить, что где-то потускнел рисунок или облупилась краска.

П. Липтона интересовали прежде всего родственные связи в племени: как называют басуто своих дядей, тетей, дедушек, бабушек, племянников, а также правила вступления в брак и многое другое, что может показаться не очень важным для человека несведущего, но имеет большое значение в этнографии.

Ученый ходил из хижины в хижину, затевал длинные разговоры, пытался сломить естественное недоверие (зачем, мол, все это нужно белому?).

Глава семьи обычно помалки-

3 «Вокруг света» № 4

вал, куря трубку и важно кивая головой, все разъяснения давала первая жена. Младшие жены толпились, сгорая от любопытства, у входа снаружи, поминутно заглядывая в хижину. Тем временем первая жена поясняла ученому:

— Сын одной из младших жен родился на четыре дня раньше, чем сын другой, поэтому первый называет второго мальчика «цко-ли», а тот его «ксвана». Потому что первый старше...

Дело оказалось, однако, не таким простым, разгорелся настоящий спор, и тогда в него вмешался хозяин. Вместе с Липтоном и всеми женами он вышел во двор и стал водить пальцем по узорам, покрывавшим стены. Время от времени он тихо советовался о чем-то с первой женой, и та тоже водила пальцем по узорам. Наконец, хозяин удовлетворенно кивнул головой и, показав на одну из женщин, сказал ученому: «У нее старше...»

Но теперь Липтона уже не интересовала проблема старшинства. Стена! Стена, заменявшая семье архив,— вот настоящая загадка!

Поначалу хозяева не поняли, чем так поражен Липтон. Потом, набравшись терпения, стали втолковывать вещи, на их взгляд, совсем очевидные. Каждая деталь орнамента, конечно же, имеет свое значение: вот из этого ясно, что родился сын, а это, ясное де

ло, — дочь, тут зарегистрирована покупка скота, ну и так далее. При этом получалось, что разобраться в рисунке могут только члены семьи, а, скажем, соседу это уже не под силу; зато у него есть свои знаки...

И правда, никто из басуто в других деревнях не смог прочитать запись, которую Липтон тщательно перерисовал со стены.

Было это в начале нашего столетия. Сообщение Липтона, опубликованное в сугубо специальном журнале, издававшемся в Южной Африке, осталось почти незамеченным. С тех пор басуто создали свою — на основе латинской — письменность и, нужно сказать, стали одним из наиболее грамотных народов Южной Африки. Все необходимые записи в Лесото — государстве басуто — теперь делают по-английски и на сисуто, так что необходимость записывать на стенах хижин все, что случается в семье и в деревне, отпала. Однако сама традиция украшать стены домов орнаментом сохранилась. Но орнамент в наши дни, к сожалению, уже не меняется, а значение его забылось.

Если ученым удастся выявить его закономерности, расшифровать смысл, то тогда, быть может, откроются перед ними события давно минувших дней, когда не было в стране басуто бумаги...

С. ФАН

33