Вокруг света 1972-04, страница 5

К 50-ЛЕТИЮ СССР. КИРГИЗИЯ.

Земля гор. Небо, которое объединяет. Воздушные дороги республики. Дальнейшее развитие воздушного транспорта — одна из задач девятой пятилетки.

обвалы. Но арча к солнцу тянется, хоть и ствол у нее гнутый и узловатый и ветви растрепаны бурями. Но попытайтесь дерево, веками жившее на трудной земле, посадить на землю оранжерей — усохнет; так и люди алайских пастбищ, еще в далекие-далекие века начавшие кочевье по земле гор... У них и у арчи одна почва под ногами.

Алайцы темнолицые и узкоглазые от чистого солнца, от больших снегов близких вершин. У них чаще молчание и скупая песня, чем пустое слово.. У них-грубая пища и трудные, высокие перевалы. У них первый закон — расстеленный перед человеком, перед путником дастархан. Есть у них в низовьях долины добротные дома. Да только гостят они в собственных домах недолго. Детей на учебу отправят, юрты залатают, старые чапаны и тулупы на новые сменят и опять в путь — зимой на зимовья, весной на самый жданный у киргизов праздник — праздник открытых от снега перевалов. Тогда наденут алайцы лучшие одежды, навьючат на лошадей походные нехитрые пожитки и погонят стада на высокие травы пастбищ.

Из дома принято выходить во двор, а мы из юрты Шукура шагнули прямо в горы. Дверь открыл — и вот он, Алай. Первый раз для нас

УЛЕТАЮТ В ГОРЫ

встречает и провожает все самолеты, какие прилетают на Алай. Идет к самолету, и за ним всегда неотступно без привязи, как верный щенок, шествует верблюд, тоже старый, с полысевшими горбами.

— Давно ли здесь живете, ата? — спросили мы Дюшембая.

— Отец здесь родился, отец отца тоже здесь родился и отец деда...

Рядом с нами ехал седло в седло молодой ячий фельдшер Курсан. Он не так давно вернулся с Урала, где служил в армии, и теперь уверяет нас, что лучше Алая нет земли на свете. Как тут не задумаешься: отчего, почему ему кажется так? Совсем рядом, за хребтом, — Ферганская долина, там на жирной земле растет хлопок, и меньше ста километров нужно идти на запад, чтобы попасть в таджикский поселок Джиргаталь. Это оазис. От густой зелени он издалека похож на зеленое облако. А на Алае за короткое лето едва успевает вызревать овес; здесь от большой' высоты у человека без альпинистской акклиматизации будет «кругом ходить голова» и глаза начнут слепнуть от близкого солнца и ярких снегов.

Высоко в алайских пустынных ущельях растет арча. Растет не на черноземах, а там, где корнями нужно воду выжимать из камня, где ее пытаются расстелить по земле ветры да «кочко» — снежные

успокоенный, без ветра и без пыльных бурь. Долина внизу в вечерней густой дымке. И воздух морозный и густой, как мелководье, встревоженное веслом. Потеплели, словно ожили от косого закатного света, неповоротливые валы предгорий, и поднялся над долиной белым чудо-островом семикилометровый пик Ленина. Рыскул погнал с крутого склона отару, чтоб поставить ее на ночевку поближе к дому, подальше от волчьих стай. В закатном свете полилось со склона «золотое руно». Мы стояли с Шукуром, курили, смотрели, как у снеговой линии яки плотным кругом устраивались на ночлег.

Улетали мы из Алая опять на ЯК-40. Провожать самолет пришел старик Дюшембай, а за ним, как всегда, следовал верный верблюд. Машину поднимал в воздух командир экипажа Фиат Дамин, его на Алае все хорошо знают. Это он учил ЯК-40 летать через Алайский хребет, садиться и взлетать на тогда еще непривычной для реактивного самолета высоте — 2500 метров.

Сколько раз он летом вхолостую — без пассажиров — садился и взлетал! Двигатель в разреженном воздухе не запускался с первого раза...

Самолет сделал круг, чтоб набрать высоту, поднялся вровень с пиком Ленина, и Алайская долина обернулась глубокой синей чашей со снежными зубчатыми краями хребтов.