Вокруг света 1972-05, страница 23

гласно обычаям, им нельзя заниматься физической работой и помогать по дому женщинам. Мораны проводят время, соревнуясь в смелости, ловкости, ходят на охоту и совершают набеги на соседние племена. Обучением их занимаются самые уважаемые ойибупш.

Моранами юноши становятся со дня обрезания, а пастухами — когда подрастет новое поколение моранов и вновь состоится церемония обрезания. После инициации юноши получают новое имя. Это символизирует «смерть души ребенка» и «рождение души воина». Моран не может жениться, но имеет право встречаться с девушками сколько душе угодно. В ночи, когда полная луна выходит из-за священных скал Кулал, мораны устраивают у костров магические танцы-состязания. Часами, пока солнце не прогонит луну, они прыгают на одном месте у костра в высоту, соревнуясь в выносливости и, как объясняют ойибуны, «вытряхивают из себя дух детства». Гулкое уханье, которым подбадривают себя юноши, пропасти ущелий превращают в многоголосое эхо...

Чтобы доказать свою храбрость, моран должен убить в поединке льва. Увы, львов осталось слишком мало, чтобы удовлетворить честолюбие всех моранов; к тому же правительство Кении запретило убивать царей пустыни. Правда, в недоступных горах Кулал нет полиции и еще сохранились львы, поэтому кое-кто из моранов носит на шее ожерелье из львиных когтей. Те же, кому не удается заполучить льва, довольствуются ожерельями из покупного бисера или перламутровых пуговиц. Как уверял меня Питер, подобные украшения ценятся у самбуру даже больше, чем банальные в их местах львиные когти.

Когда наступает засуха и горные пастбища выгорают, самбуру покидают горы и, повесив на шеи своих коров гулкие колокольчики, гонят скот вниз. Спустившись к озеру, пастухи снимают с коров колокольчики: озеро, спасающее эти края от смерти, считается у самбуру священным, и поэтому грешно нарушать тишину его берегов. Днем коров пасут прямо в воде, где они выискивают осоку и ряску. Но к вечеру пастухи прогоняют скот подальше от берега, на черные вулканические равнины, ибо озеро должно отдохнуть. Так говорят самбуру...

Южнее, где кончаются зеленые горы Кулал и вновь начинаются пески и туф, пасут скот туркана — извечные враги самбуру. Туркана утверждают, что сотни лет назад, когда они пришли с верховьев Нила, пригнав тысячные стада коров, коз, овец и верблюдов, у местного населения не было домашнего скота. Поэтому, говорят они, все домашние животные произошли от пригнанного ими скота и по праву принадлежат им. Самбуру же убеждены, что коровий род ведет свою родословную от скота, принадлежавшего в те далекие вре мена им. И уж во всяком случае, оба племени уверены, что оседлые земледельцы лишены каких бы то ни было прав на любой скот...

Так возникают бесконечные конфликты, племенные стычки, во время которых огромные, в тысячи голов, стада переходят от одного племени к другому. Академический, казалось бы, вопрос: «Кому принадлежала первая корова?» — стал сегодня чуть ли не ключом ко всем внутриполитическим событиям на севере Кении. Почти еженедельно газеты сообщают о кровавых «рейдах» нилотов вдоль побережья озера Рудольф. Иногда в стычках погибают два-три человека, а иногда восемьдесят-сто. Лишь летом 1970 года правительство Кении отме

нило статус «закрытых районов» для территорий, лежащих вдоль озера. До этого туристов и даже кенийцев, не родившихся в этом районе, в интересах их же собственной безопасности на север не пускали.

Хотя самбуру всего лишь 54 тысячи человек, а туркана почти в четыре раза больше, победа в стычках достается, как правило, первым. Быть может, это происходит оттого, что туркана, большая часть которых обитает на западном побережье озера Рудольф, появились на восточном берегу совсем недавно, а самбуру чувствуют себя здесь уже как дома. А может, еще и потому, что воинственные самбуру, успев захватить горные пастбища Кулал, посадили туркана на голодный паек, оставив их скоту каменистые равнины. Но как бы то ни было, получается, что у самбуру коров и верблюдов становится все больше, а туркана чаще довольствуются козами да ослами. Появились даже туркана-рыболовы, а ведь раньше это занятие считалось позорным для скотоводов.

Главный способ наверстать упущенное и доказать свое превосходство туркана видят в увеличении численности племени — и не просто численности, а численности воинов. Поэтому, совершая набеги на соседей-земледельцев, туркана похищают не только скот, но и мальчиков. Если у всех соседних племен северной Кении число мужчин и женщин примерно равно, то у туркана эта пропорция резко нарушена: на 108 тысяч мужчин 95 тысяч женщин.

Я бы, пожалуй, никогда . не обратил внимания на эти данные из последней кенийской переписи, если бы не одна встреча. За оазисом Накве, там, где береговая линия Рудольфа начинает резко поворачивать на запад, Питер вздумал сменить закипевшую воду в радиаторе и направился к озеру. Я, захватив фотокамеру, последовал за ним. Направив телевик на заинтересовавший меня причудливыми очертаниями мыс, я заметил в озере купавшегося парня. Человек здесь — редкость, и мы не могли упустить случая поточнее расспросить о тропе, ведущей к вулканам.

Завидев нас, парень вылез на берег, схватил копье и спокойно уселся на камни — благо в этих местах костюм для купания не отличается от костюма, в котором встречают гостей. Торчавшее из копны курчавых волос страусовое перо и оловянные браслеты повыше локтя говорили о его принадлежности к туркана, хотя черты лица выдавали представителя более южных племен.

— Когда я был совсем маленьким, туркана напали на мою родную деревню племени мараквёт и вместе с другими сверстниками угнали к себе, — ответил он на мой вопрос. — Они дали мне новое имя — Чоконге и выжгли на груди рубцы своего клана, так что теперь даже мараквет считают меня туркана. Было это, наверное, лет двенадцать назад. Я точно не знаю своего возраста. Думаю, что мне лет шестнадцать, потому что в этом году я должен стать мораном. Нас, взятых из других племен, туркана воспитывают вместе со своими детьми.

Чоконге был голоден. Чтобы выкупаться, он прошел от деревни до озера миль восемь, и теперь ему предстоял такой же путь по солнцепеку, через камни и овраги. Мы предложили юноше перекусить с нами, и это совсем развязало ему язык. То ли четыре года, проведенные в миссионерской школе, то ли подсознательное чувство того, что он все же не настоящий туркана, связанный традицией и клятвами, но Чоконге свободно говорил о том,

21