Вокруг света 1972-05, страница 28

▼ со стр. 23.

Кое-кто и так ворчит на молодежь: повадились ходить в Лоиенгалани, переняли у самбуру замысловатые прически, научились плясать их танцы. Один юноша даже достал транзистор и теперь оглашает остров музыкой. Почти все дети ходят в миссионерскую школу. А кто будет ловить рыбу и бить крокодилов? Кто будет защищать манья-ту, если боран или туркана вновь начнут воевать?

Лентатук не спорит с ретроградами. Он вместе с юношами слушает транзистор и уговаривает парней ходить в школу.

Лентатук обеспокоен: на подаренных властями верблюдах мужчины на днях ездили в Эмбу, где открылась сельскохозяйственная выставка. Но в горном селении Эмбу холодно и сыро. Верблюды заболели. Многие мужчины с непривычки простудились. А поскольку жизнь каждого здесь — ценность для всего племени, Лентатук волнуется. Ему не хочется начинать свое правление с новых смертей среди эльмоло.

Верблюдов лечить я не берусь, но мужчин вот уже третий день кормлю найденным в багажнике пенициллином. Благодарный Лентатук, и без того много нам помогавший, теперь готов на все.

Единственное, от чего он отказался, — свозить нас на остров Силы. Он боялся навлечь на себя гнев воинственных и многочисленных туркана, которым, конечно же, придется не по душе мое появление на острове.

Утром мужчины обнаружили на берегу молодого трехметрового крокодила. Племя почти в полном составе вышло на охоту. Причем ни копий, ни стрел не понадобилось: эльмоло преграждают путь крокодилу к воде и забрасывают его камнями, благо такое оружие здесь всегда под рукой. Крокодил после этого превращается в отличную отбивную. О том, чтобы сохранить шкуру, нет и речи.

— Почему вам не завести скот, как у туркана или самбуру? — спросил я у Лентатука, когда мы сидели с ним на берегу, у костра, на котором женщины пекли крокодила.

— Власти тоже советуют держать нам скот. Но наши деды и отцы жили без коров, и мы не хотим менять их обычаи. Тем, что у нас нет больше стад, мы, эльмоло, и отличаемся от других людей. Разве вместо того, чтобы драться из-за коз и коров, не лучше жить в мире и ловить рыбу? Рыбы в озере много, больше, чем коров и ослов у самбуру и туркана. И пока она есть, мы никуда не уйдем отсюда. Многие племена шли мимо этих берегов. Все они имели стада или искали хорошую землю для своих полей. Поэтому они ушли на юг. А мы рыбаки, и нам незачем уходить отсюда.

...Как-то вечером, когда вода озера, которое эльмоло называют по-хозяйски «Эль-Кадиш» — «Наша вода», стала розово-лиловой, мужчины столкнули свои плоты и поплыли вдоль берега. Я бежал по берегу, спотыкаясь о камни, и любовался ловкостью их движений.

На промысел вышло пять плотов, на каждом из них по одному человеку. Балансируя на трех шатких скользких бревнах, рыбак стоит на носу плота, медленно работая шестом. Стоит и пристально всматривается в мутную воду, в которой мои глаза отказывались что-либо разглядеть. Вдруг он взмахивает шестом и сильно пускает его в воду. Привязанная к шесту бечева натягивается и стремительно тянет плот то влево, то вправо. Рыбак становится похожим на любителя водных лыж, проходящего сложную трассу с препятствиями, но на бревна при этом не ложится, хотя, каза

лось бы, это удобнее. Ложиться нельзя, иначе эльмоло скажут: рыба победила человека.

Плот несется все медленней, бечева ослабевает. Теперь рыбак начинает подтягивать свою жертву. И вскоре она появляется из-под воды — огромная золотистая рыбина, нильский окунь, предел мечтаний всех рыбаков. Нужен точный глаз и твердая рука, чтобы с утлого плота, в мутной воде угодить добыче в голову, в самое уязвимое место, А если не угодишь — охота пропала. Окунь порвет бечеву, перевернет плот, уволочет человека под воду.

Рыболов вытаскивает рыбу на плот, гордо выпрямляется и издает отрывистый гортанный звук. Это знак другим: «Ловля окончена. Больше рыбы не надо». В окуне килограммов семьдесят — достаточно, чтобы поужинать двум соседним маньятам.

Женщины и старики ловят в прибрежном мелководье рыбу поменьше, а занятие мальчишек — добыча черепах. Их ловят не столько ради мяса, сколько ради панциря, из которого изготовляют тарелки, сосуды для зерна и муки, бусы и ожерелья. Все мужчины эльмоло носят черепаховые серьги. Их вырезают из панциря первой черепахи, пойманной еще в детстве.

Ко мне в Сафари-Кэмп прискакал сын Лентатука и, не слезая с верблюда, объявил:

— Приехал большой начальник из города. Будем собирать баразу в Лоиенгалани. Если хочешь, бва-на, приходи.

Конечно же, я хотел. На пыльной пустоши посреди Лоиенгалани уже сидело человек триста. По случаю баразы кое-кто из туркана даже прикрыл бренное тело домоткаными накидками из шерсти. Боран надели белоснежные тюрбаны и намалевали на щеках ярко-красные полосы. С севера на верблюдах пожаловали молчаливые люди племени рендилле. Все внимательно слушали.

«Большой начальник» оказался господином Ф. Рантари, главным чиновником департамента образования из города Исиоло. Он призывал кочевников и рыболовов посылать детей в школу.

— Чем чаще дети будут ходить в школу, тем больше они будут знать, — говорил он. — Ни для кого не секрет, что старый рыболов ловит больше рыбы, чем ребенок. Это потому, что старик узнал жизнь, знает, как ловить рыбу. Но на это ему понадобилась вся жизнь. В школе же получить необходимые знания можно куда быстрее. Скоро дорога, которую правительство начнет строить, подойдет к противоположному, западному берегу Бассо-Нарок, и тогда даже на ваших лодках можно будет достичь начала того пути, который поведет в большие города, где живет много людей. Они любят рыбу. Ее будут возить в эти города набольших быстрых машинах, внутри которых очень холодно. Поэтому ваша рыба не будет портиться. Скоро надо будет ловить много рыбы. За нее вам будут платить деньги. И вы начнете жить, как и все племена в нашей стране. Настанет время, когда эльмоло будут считать не сотнями, а тысячами.

Потом я долго разговаривал с Ф. Рантари. Он говорил о том, как трудно изменить психологию местных первобытных племен, приобщить их к новым формам жизни. И о том, что, несмотря на все трудности, это все же необходимо сделать.

— Я думаю, что власть над самым маленьким и самым отсталым племенем в Африке не делает Кении много чести, — сказал он. — Честь Кении в том, чтобы эльмоло выжили и нашли свое место в двадцатом веке...

Найроби

26