Вокруг света 1972-06, страница 30

идти за ним. «Значит, вы меня отвезете в поселок?» — удивленно переспросил я. «Да-да, — сказал Рентытувги. — Он говорит только, что теперь уж мы не успеем отвезти Нанауна, как было задумано. А погода портится». И мне стало неловко за то, что я смешал их планы. Стыдно за свою злость. Но отказаться, убедить их оставить меня я не решился. Еще через некоторое время мы подплывали к речке Сомнительной. На берегу нас встречал Ульвелькот.

Ульвелькот нравился мне. Он был всегда весел, в хорошем расположении духа. Любил поболтать, сидя на байдаре, об охоте. Было в нем что-то простецкое. Он и ходил-то удало. Размахивая руками, раскачиваясь и в то же время легко. Как птица. На речке Сомнительной у него были изба, жена, дочка, собачья упряжка, куча щенков, нарты, бензопила, ружья, капканы и прочие необходимые для хозяйства мелочи. Был он каюром охотничьего заказника. Заодно выполнял и обязанности егеря, а то и оставался за директора, когда тот, как сейчас, выезжал на материк с партией живьем отловленного зверья. И (медвежат, и моржат, и белых канадских гусей, гнездящихся на острове, приходилось ему ловить.

Была у Ульвелькота и байдара. Поменьше, чем у Тынклина, — моржей пять всего лишь в нее можно было вместить. Но и такой ему вполне хватало: не старые времена, когда в море на веслах ходили и старались за один раз запастись моржами года на три вперед. Мотор у него есть. Хороший, только запасных частей не хватало. В этом году он так и не смог в море ни разу выйти. Надежды его настрелять моржей-одиночек, которые сами приплывают к берегу, не оправдались, а мясо ему было нужно.

Целыми днями он ковырялся с мотором, уж и зима была на носу. Когда я приехал, дело у него, кажется, шло на лад, потому что, когда Паша, его сосед, радист, попросил у него мяса песцам на приваду, он отдал ему целую тушу. Верил, что скоро в море пойдет и себе добудет. Такой уж он был, Ульвелькот.

На охоту позвать меня, конечно, он забыл, хотя и обещал. Я сам заметил, что жена его тащит к берегу «пых-пых». Поплавок такой из шкуры нерпы. Его привязывают к гарпуну, которым бьют моржа. Поплавок этот с ластами, головой точь-в-точь нерпа. Делается это для того, чтобы

раненый морж на байдару не кинулся, а таранил бы себе этот поплавок, ему все равно ничего не сделается. Я и пошел на берег, а Ульвелькот уж отчаливать собирается. Чуть-чуть не опоздал.

Перед тем как отправиться, Ульвелькот долго проверял мотор, гоняя по бухте вблизи берега. Но отошли мы в море километров восемь-десять, мотор, словно чахоточный, закашлял, застрелял и заглох. Пришлось брать весла и грести к ближайшей льдине. Рая, дочка его, выпрыгнула на льдину, воткнула пешню, привязала за нее, как за столб, байдару. Стоит, ногой на всякий случай веревку придерживает. А Ульвелькот перевернул мотор, посмотрел на него и полез из байдары. Забрался на ропак с одноствольным своим биноклем, смотрел, смотрел и говорит: «Нет ничего. А в прошлом году моржи здесь были». — «Чего делать-то будем?» — спрашиваю у него. «А ничего, — говорит. — Чай пить будем. Мотор и остынет пока».

Стоим и чай пьем. Льдины вокруг плавают, берег далеко. Горы как воздушные стали, расплывчатые, синие. Где-то там наша бухта. И вот в этот момент и услышали мы тот непонятный звук. «Гудит», — сказала Рая. Слушаем и мы. Сначала подумали про самолет, что несколько дней подряд картошку на остров возил. Ульвелькот говорит: нет, картошку возить кончили, привезли всем, кому нужно. И стал объяснять, что в этом году он всего три ящичка взял, потому что в прошлом он пять взял, да два выбросил. «Не люблю ее. Мясо больше люблю. Вот !моржа убьем, мяса много будет, пусть все едят мясо, приходи и ты кушай мясо...» — «Ледокол», — опять говорит Рая и сама все вслушивается. Послушали мы — вроде непохоже. У ледокола сильнее шум. Потом Рая опять негромко говорит: «Байдара». — «Откуда ей здесь быть?» — не поверил Ульвелькот. А то, что это и впрямь байдара, уж и сомневаться нечего, показалась она из-за льдин и идет прямо к нам. Хлопнул себя по лбу Ульвелькот: «Да ведь это же Тынклин. От Нанауна возвращается».

И действительно, в байдаре сидели Рентытувги и Тынклин. Ульвелькот весь преобразился, протер рукавицей ящик, на котором кружки стояли, их ополоснул, достал новую пачку печенья и встал впереди всех, как у двери, на самом краю льдины. Тынклин тоже весь засветился, свер

кая металлической челюстью, молодецки выпрыгнул из байдары. А Ульвелькот уж протягивает ему кружку с чаем, а вторую — Рентытувги.

По-моему, ТынклНн все понял. И что мотор у Ульвелькота ненадежный, и что моржей на зиму ему во что бы то ни стало надо доставать. А тянуть с этим нельзя. Осень: сегодня погода есть, а завтра уж ее не будет. А может, и сказал ему про все это сам Ульвелькот, о чем-то они и по-чукотски говорили. Одним словом, Тынклин повернул свою байдару и пошел на охоту с нами, хотя, как я думаю, надо было ему в другую сторону идти.

Рев моржей на воде слышно за много километров. Но в Омире царила удивительная, даже какая-то подозрительная тишина. Берег уж едва виднелся, а мы плыли все дальше, приглядываясь к каждой темной точке. Редкие нерпы удивленно таращились на нас из-за льдин И испуганно ныряли, шлепая по воде ластами. Льдины были как на выставке: немыслимые, похожие на каких-то чудовищных животных, а то вдруг поражали удивительным сходством с медведями, собаками. Только осенью такое с ними бывает, после того, как поработает над ними летнее солнце да обмоет неспокойная осенняя волна.

Я отказывался верить, что нам удастся увидеть моржей. Пусто, невероятно пусто было вокруг. И вдруг Тынклин дал знак остановиться, выключить мотор и плыть на веслах. Но оказалось, что это всего-навсего лахтаки. Два спящих черных зверя вскинули головы, едва носы байдар толкнулись о льдину, и с необычайной резвостью — а в каждом из них было, наверно, килограммов двести-триста — запрыгали к воде и мгновенно скрылись. Но чукчи не зря говорят: ищи моржей, если нашел лахта-ка. Ульвелькот ничего не увидел в бинокль, но, повертев головой, уверенно указал сторону, в которой были моржи. Он услышал едва слышный рев. Азарт вселился в охотников. Нерпа шарахнулась из-под днища, на нее даже не взглянули. Рая заметила медведя и умоляюще смотрела на отца, показывая туда рукой. Медведь, прячась от кого-то за льдинами, повиснув на торосах, как на заборе, так увлекся подглядыванием, что не замечал приближающиеся байдары. «Моржей пугает, скоро моржей увидим»,— улыбаясь, говорил Ульвелькот ласково, отказываясь выполнить

28