Вокруг света 1975-03, страница 72вались их лень и апатия! Они зовут мать, беспрестанно повторяют свои призывные крики, от нетерпения не делают даже паузы, чтобы прислушаться к ответу. Их усилия вознаграждены: большая ширококрылая птица опускается на Дерево посреди усадьбы. Мать! Некоторое время Серое ушко полна нерешительности; ей послышалось или и впрямь где-то совсем рядом шумят птенцы? Их здесь не видно и не слышно... Но вот птенцы опять начинают кричать — они боятся, что мать их не найдет и улетит прочь. Но Серое ушко, расправив крылья, спускается с дерева и садится на траву перед клеткой. Перекаливаясь с ноги на ногу, она подходит вплотную к птенцам и все время пощелкивает клювом. Птёнцы вне себя от восторга; этого момента они столько ждали! Серое ушко манит их низким, настойтельрым голосом: уху-уху-уху. Потом поворачивается и делает несколько шагов, словно давая понять, что птенцы должны следовать за ней. Но те остаются на месте и только растерянно прижимаются клювом к дверце клетки. Мать долго манит к себе птенцов. Когда все ее призывы не помогают, она взлетает на крышу клетки. Там она сидит, изучая окружающую местность. Взгляд ее на время задерживается на белом домике, потом перебегает на стену конюшни, снова возвращается к домику. Она страстно хочет помочь птенцам, но инстинкт подсказывает ей, что отсюда надо улетать, и поскорее. Два чувства борются в ней: желание освободить птенцов и страх перед человеком. Серое ушко долго сидит около клетки, освещенная бледно-зеленым светом луны. Но когда он отступает перед первыми проблесками зари, она уже не сМеет больше оставаться на крыше клетки. Мягко оттолкнувшись, она взмывает в воздух и, медленно работая крыльями, направляется к пышной ели на краю опушки. Там она прячется в густой хвое, поближе к стволу. И лИШь с появлением солнца улетает-назад к Курпосу, к пустому гнезду. В конце июля — начале августа Серое ушко постоянно дежурит возле клетки, где томятся взаперти ее птенцы. Она уже давно потеряла надежду увести их с собой. Ни призывы, ни лакомая добыча — лягушки и мыши — ничто не действовало. Утешало ее лишь Одно — стойт ей прилететь, и птенцы успокаиваются. Да и она, навещая lix, удовлетворяет неосознанную тоску: подле них она тоже успокаивается. Одного она понять не может — почему птенцы не берут пищу, которую она приносит? Иногда она, правда, замечала, что добыча исчезает, но не была уверена, что ее съели птицы. Как-то ночью, когда она вторично прилетела к клетке, ей показалось, что вдоль конюшни пробирается зверек с мышью в зубах. Ей очень хотелось броситься на хитрого воришку. Но что-то ее удержало, должно быть, инстинкт подсказал ей, что это существо принадлежало не лесу, а миру двуногих. Обитатели хутора привыкли к крикам совят. И Ноттов, и жена его Анна давно перестали обращать на них внимание. Анна больше не} сетовала, что совята не дают ей спать по ночам. И все же она не раз испытывала угрызения совести при мысли о том, какую судьбу уготовили этим животным; она просила за них Ноттова, уверяя, что несправедливо держать дикие создания взаперти в тесной клетке только затем, чтобы, когда они вырастут, продать их подороже. Но Ноттов всегда отговаривался, птенцы-де ни в чем не нуждаются, имеют вдоволь еды, и раз уж их двое, то наверняка они не чувствуют себя одинокими. К тому же, если в наше время хочешь жить, сантиментам не место; в последние годы им и без того было трудно сводить концы с концами, так почему бы не воспользоваться возможностями, которые дает природа? И Анне пришлось отступить. Однажды ночью Ноттов сделал удивительное открытие, которое затронуло даже его малочувствительную совесть: он вдруг увидел на дереве посреди усадьбы большой узел. Он замер. Неужто филин выбрался из клетки? Неожиданно «узел» расправил два больших крыла и упал вниз, прямо к кроличьей клетке у стенки конюшни. Вот оно что: это один из взрослых филинов; должно быть, мать прилетела проведать птенцов... Ноттову эта мысль пришлась не по вкусу: как сильны родственные узы в семействе филинов, если родители осмеливаются преодолеть свой извечный страх перед человеком и прилететь на хутор! Но тут же другая мысль приходит ему в голову: что, если подстрелить самку прямо здесь? Вряд ли представится лучшая возможность — ни искать птицу не надо, ни тащить на себе ее тело весь дальний путь с Кур-поса... Задумано — сделано. Ноттов пробирается в дом и снимает со стены дробовик. Затем, осторожно пригнувшись, прямиком направляется через усадьбу. Он не чувствует, как росистая трава хлещет по голым щиколоткам и ноги становятся мокрыми... Ждать приходится долго. Ноттов начинает терять терпение. Ноги у него промокли, одет он легко и страшно продрог. Руки, скрюченными пальцами обхватившие ствол ружья, коченеют от холодной стали. Он уже собирается домой, как птенцы снова поднимают крики: ясно, они кого-то видят или слышат. Внезапно с крыши конюшни спускается тень, и вот уже большая птица садится в траву, в нескольких метрах от клетки. Это Серое ушко. При слабом свете она кажется неправдоподобно большой. Ноттов уверен, что это самка, он слышал, что у хищных птиц самки всегда крупнее. Он уже не сомневается, что перед ним та самая птица, которая весной защищала свое гнездо там наверху, на Курпосе. Птенцы прижимают головы к дверце клетки, чтобы лучше видеть мать. Сквозь дверцу хорошо виден красивый круг из мелких перьев — «лицевой диск», который обрамляет их физиономии. Удивительные звуки раздаются в ночной тиши: кошачье мяуканье, щелканье глухаря, шипение змеи и воркование, напоминающее весеннюю песню вяхиря. Ноттов забывает, что стоит в засаде, он не сводит глаз с поющих птиц. А когда, наконец, вспоминает, для чего находится здесь, и поднимает двустволку, то обнаруживает, что самка сидит на одной линии с клеткой. Если он сейчас выстрелит, рискует поразить также и птенцов. Придется обождать. Немного погодя Серое ушко перелетает на дерево и усаживается внизу. Ноттов тщательно прицеливается и нажимает на спусковой крючок. Мощный грохот разрывает воздух, из ствола вырывается длинный огненный сноп. Когда дым рассеивается, Ноттов видит большую птицу в траве под березой. Она мертва. Огромные крылья распластаны, перья на затылке вздыблены; кажется, будто и перед лицом смерти птица намерена защищать своих птенцов. Но глаза уже сомкнулись, теперь даже зоркие глаза филина не смогут ничего различить... Часа через два восходит солнце. Ноттов в это время уже дале- 70 |