Вокруг света 1975-09, страница 17

чтобы были тебе понятны условия, в которых мы работаем... Зимой температура морской воды около —2, а летом она повышается чуть-чуть, до —1,6... Так что под водой летом не теплее, а зимой не холоднее. А если говорить о видимости подо льдом, то света там всегда мало, и мы привыкли работать при электрических лампах. Единственное неудобство — на поверхности зимой очень холодно...

Нам навстречу идет гидролог-астроном. Вместе с ним заходим в его палатку, которая тоже стоит на морском льду. Посреди лунка, над ней лебедка.

Глядя на голубую воду, спрашиваю у гидролога Юры, какая глубина.

— 2600 метров.

— Почему же у аквалангистов под лункой 3 тысячи?

— Это было два дня назад, за это время Мы сдрейфовали на 7,5 мили.

— А как вы определяете дрейф?

— Я предпочитаю астрономическим методом... по небесным светилам.

В самолете пахло ухой. Борис Баранов, радист, со знанием дела кладет в большую эмалированную кастрюлю лавровый лист, перец, добавляет соль, пробует на вкус, нарезает лук и опускает закатанные рукава... В самолете восемь человек, и каждый занят своим делом, поэтому знакомство происходит не сразу.

С СП-22 я улетал так неожиданно, что даже не успел попрощаться с ребятами как следует. Николай Иванович Блинов буквально втиснул меня в Ли-2, и, пока я соображал, куда бы приткнуться среди аппаратуры, самолет уже набрал высоту. Остров остался где-то позади, а с ним и несостоявшиеся встречи.

Весь правый борт самолета занимала похожая на торпеду емкость для горючего. На ней лежали спальные мешки, унты и шубы. И над всем этим висела складная палатка. Левый борт был занят гидрологическими лебедками на полозьях, газовыми баллонами, приборами. У переборки пилотской кабины — двухконфорочная электроплита, обеденный стол, бак для воды, ящики с продуктами. Чувствовалось, что участники экспедиции долго находятся вдали от баз, а иногда им приходится жить и на дрейфующих льдах.

В тесном проходе стоит Валерий Лукин, руководитель отряда. Светлоголовый бородач большого роста. Ему двадцать восемь лет. У него внушительный вид поляр-лика и звонкий, юношеский голос.

Из валенка торчит охотничий нож. Однажды вместе с напарником Валерий должен был высадиться на лед и быстро пробурить его, проверить толщину. Самолет на секунду остановился, и, когда Валерий выпрыгнул, ногу зацепило за лямку моторного чехла, и Валерия тащило по льдине триста метров. С тех пор он дал зарок не иметь дела с перочинными ножами...

В научной группе, кроме Валерия Лукина, еще двое: гидролог Олег Евдокимов и ледовый разведчик Илья Павлович Романов, самый старший в самолете и по возрасту, и по опыту. Когда он появляется — закрывает собой весь дверной проем. Достаточно одного взгляда* чтобы безошибочно^угадать, в нем матерого полярника. С крупными чертами лица, молчаливый и основательный, он похож на крестьянина, который однажды пришел поглядеть на полюс, да так и остался здесь. Сейчас он появился в дверях пилотской, чтобы подлечить Олега Евдокимова, который очень стесняется своего простуженного состояния. Олег отводит в сторону добрые и грустные глаза, берет маленькую таблетку с широкой ладони Ильи Павловича и быстро кладет в рот.

— До «точки» ложись, поспи, — сказал Илья Павлович, кивнул на навесную лежанку и вернулся на свое место. Олег, конечно, не лег.

Все ближе и ближе к полюсу. Белые, ровные поля изранены зигзагами трещин со снежными заломами. Летим от СП-22 к «точке» на 87-м градусе северной широты. За стеклами пилотской кабины — поток света, льющийся сверху и отражаемый от заснеженной поверхности. От него резь в глазах. Загорелое лицо командира корабля Анатолия Ивановича Старцева спокойно, и только глаза внимательно и упорно сверлят далекий горизонт, непрерывно убегающий в бесконечность белесого неба. Ровное гудение моторов и кажущаяся однообразность полета убаюкивают.

— Командир, хотите, я сделаю для вас кофе по-турецки? — нарушив молчание, спросил Володя Ка-стырин, второй пилот, молодой человек с открытым лицом и лукавыми глазами. С Володей меня заочно познакомил Лукин, и я уже знал, что он был делегатом XVII съезда комсомола...

— Сделай, только с удовольствием, — охотно соглашается Анатолий Иванович.

Воспользовавшись случаем, спрашиваю у Владимира:

— Вы знаете рецепт?

Он хитро улыбается:

— Готовьте как умеете, но называйте по-турецки.

За командиром сидит Илья Павлович. Он буквально врос в кресло, приник к окну с раскрытой тетрадкой на коленях. Изредка оторвет взгляд, запишет что-то в тетрадь и снова всматривается в бесконечное белое поле. У него свои заботы —■ балльность, возраст льдов, размеры полей, тороси-стость...

В запах ухи вмешался густой аромат кофе. Появился Володя Кастырин. Он подал Анатолию Ивановичу кофе и на вилке большой кусок сливочного масла. Он не забьгл, что командир любит кофе с маслом, и в ответ получил благодарную улыбку. Мне показалось, что Володя склонен даже пустяк превращать в «театр». Это щедрое проявление прекрасного свойства души... Вторую чашечку кофе Володя понес штурману Арсланову. Но, прежде чем отдать ему кофе, спросил:

— Что скажешь в свое оправдание? — Он как бы поддел штурмана, намекая, что давно бы пора быть на «точке».

— Стараюсь, — не отрываясь от секстанта, ответил Арсланов. И отпарировал: — Стараюсь, чтобы не сесть нам километрах в десяти от «точки». А вообще-то кофе выпить успею, потому как через пять минут будем на месте.

Володя Кастырин вернулся к штурвалу. Командир, вглядевшись, резко откинул защитный щиток с лобовых стекол кабины и привстал в кресле. Впереди по курсу среди ровных полей возвышался айсберг, который можно было принять за облако.

— За ним и будем искать площадку для посадки, — сказал Анатолий Иванович.

Илья Павлович тоже привстал и долго, наклонившись вперед, разглядывал лед, потом изрек:

— Щенок, — и снова устроил свое крупное тело в кресле, добавив: — Разглядим поближе.

Позже я узнал, что «щенком» в ледовой разведке называют небольшой айсберг, оторвавшийся от материкового льда.

Командир закладывает виражи, и самолет кружит и кружит в поисках льдины. Под нами паковый, многолетний лед. На таком льду можно поломать лыжи, н бурить его трудно. Нам сейчас нужен осенний лед или зимний. Годовалый или полугодовалый. Его определить можно сверху по цвету: зеленый — осенний, синий — зимний...

Кружимся над очередной льдиной. Ее границы очерчены застывшими трещинами и торосами, от

15