Вокруг света 1977-05, страница 26...Дверь кабинета Альмиранте неслышно отворилась, и человек с тонкими черными усиками начал витиевато объяснять мне, что, судя по характеру вопросов на площади Навонны, моя беседа с синьором национальным секретарем «будет излишне полемичной и потому малоконструктивной», а посему не смог бы синьор советский журналист более конкретно определить интересующую его тему разговора. — Меня интересует конкретная программа ИСД — НПС в связи с намерениями национального секретаря превратить ее в «партию молодежи». В частности, каковы конкретные гарантии тех благ и прав, которые были так щедро обещаны молодым избирателям в предвыборных листовках? — Минуточку, — сказал тонкоусый и снова исчез за высокой дверью. На этот раз он задержался там меньше минуты. — Синьор национальный секретарь очень извиняется. Он занят и к тому же плохо себя чувствует. А главное, на ваши вопросы ответит компетентный человек — президент «Фронта молодежи» нашей партии Массимо Андерсон. Он ждет вас. Я провожу. «Президент фронта» действительно ждал. И не один. В углу за спинкой его стула присутствовал не представившийся пожилой мужчина в сером двубортном костюме. На стенах неряшливо обставленной комнаты висели плакаты ИСД — НПС, явно предназначенные для внутреннего пользования. В городе я таких никогда не видел. Уж больно наглядно, даже натуралистически, живописали они методы, которыми неофашистский кулак будет сокрушать «красную заразу». — Вы, конечно, как и все, хотите узнать, фашисты мы или нет, — начал «президент», не дожидаясь вопроса. — Нам наплевать, как нас называют. «Национальная правая» прибавил к прежнему названию партии наш новый национальный секретарь. И он же разъяснил: «Правее нас нет ни идеологического, ни политического пространства». — То есть правее некуда? — перебил я. — Вот именно, — с готовностью подтвердил Авдерсон. — Если кто-то желает называть нас фашистами, пусть называет. Мы этого не хотим, но и не боимся. Не стыдимся-и того, что многие уважаемые деятели нашей партии в прошлом служили Муссолини. Мы выступаем как' партия порядка, ибо считаем, что современная демократия прошила и завела Италию в тупик. Необходимо навести порядок сильной, твердой рукой. Все оппозиционные партии должны быть распущены... Это положит конец забастовкам и прочим беспорядкам. — Но ведь это приблизительно та же программа, с которой выступали в свое время и Гитлер, и Муссолини... — У них было немало здравых мыслей. Но в общем-то старый фашизм мертв. Те, кто его знал, постепенно уходят на покой. Будущее за молодежью. Вот почему наш национальный секретарь придает такое большое значение «Фронту молодежи»... — Это заметно, — сказал я, показывая подобранную мною предвыборную листовку с многообещающими обращениями к молодым избирателям. — Не могли бы вы подробно рассказать о том, что конкретно и каким образом собираетесь вы дать молодежи? Президент «Фронта молодежи» задумывается... — Мы обещаем ей духовную свободу. — Свободу от чего? Андерсон юнова ^задумался. Потом протянул текст речи Альмаранте. — Прочитайте: «Молодые люди имеют право на законную самооборону, когда государство отсутствует или неэффективно. Вот почему, обращаясь к молодежи, я считаю нужным на понятном ей языке жестокости говорить о политике прямого удара по подрывным элементам из крайне левых... Если родителей интересуют хорошие манеры их детей, то сами подростки в основном за ударные отряды...» — Мне кажется, — сказал я, — что история уже знала примеры подобного обращения к молодежи с призывами «обрести свободу»: в ударных штурмовых отрядах... — Вы опять о прошлом! — досадливо поморщился Андерсон. — Хорошо. Не буду о прошлом. В настоящее время все чаще говорят о том, что в лесах и в горах ваши люди создают военно-тренировочные лагеря и базы, где армейские офицеры обучают обращению с оружием и взрывчаткой молодежь, подростков и даже детей... — По этому вопросу обратитесь к руководству нашей партии, — перебил меня Андерсон. — Но ведь это сугубо молодежное, то есть ваше дело. — У меня действительно очень много дел. — Президент «Фронта молодежи» недвусмысленно посмотрел на часы. Я поднялся. — Вас проводят, — проговорил молчавший все время пожилой человек в углу за стулом Андерсона. — Спасибо, я найду дорогу сам. Уйду тем же путем, которым пришел сюда. — Вы пришли сюда сами, — твердо сказал пожилой, — потому что привратник внизу у входа не (понял, какой вы журналист. А теперь вас проводит синьор Джакоза. — Он кивнул человеку за мое$Ь спиной; обернувшись, я с изумлением узн^Освоего ночного спутника по купе в экспрессе" «Палатино». — Здравствуйте, — растерянно протянул он. — Так вот, оказывается, какой вы журналист из Парижа! — продолжал он покачивать ^оловой, когда мы шли конторским коридором. — Вы же не спросили тогда в поезде, какую газету я представляю в Париже. Я вас ни в чем не обманул. А вот вы, насколько я понимаю, и не банковский служащий, и не Мюллер. — Вы, должно 'быть, догадались об этом, когда я был столь неосторожен со своей «игрушкой». — Лишь отчасти. Я подумал, что вы из другой стреляющей компании. — Из мафии?! — Он мрачно улыбнулся. — Неужели похож? Вот уж не думал! — Разве есть разница? — полюбопытствовал я. Джакоза — если это его настоящее имя — ничего не ответил. Мы спускались по узкой лестнице молча, долго. Я впереди, он сзади. Было, признаюсь, страшновато слышать за спиной его шага. Внизу, на свету под аркой, миновав швейцара, я (вздохнул с облегчением. Париж — Рим-—Москва 24 |