Вокруг света 1977-06, страница 56

циально выбрали место для бивака на самом солнцепеке. Босоногие взъерошенные дети, раскрыв рты, немигающими глазами провожают машину. iB смоляных глазах неподдельное удивление: зачем торопиться куда-то в такую жару. В этот час надо отдыхать, ожидая вечера.

Между шатрами движется что-то разноцветное: овцы. Шерсть их выкрашена в различные цвета. Больше всего в красный и черный. (Кочевники считают, что эти цвета обладают магической силой и оберегают скот от падежа.

Кочевншков-кучй можно встретить в Афганистане повсюду: в пустынной стёпи и на каменистых горных дорогах, в городах и кишлаках. Каждую весну они разбивают свои биваки и в Кабуле, недалеко о? самого центра города, вдоль дороги, что ведет к междуиаф0дд|з$у аэропорту. Их длинные караваны, двигаясь весной от окраинных районов в глубь страны, устремляются к предгорьям Гиндукуша на богатые травами пастбища. Осенью они возвращаются назад, переходя на территорию соседних Пакистана и Ирана.

Но все-таки больше всего кучй здесь, на юге, где кочуют самые многочисленные из них — племена дуррани и гильзой.

«...На границах Персндрких и Индейских был народ военный, кочующий в кибитках наподобие татар, в делах бранных всегда упражнявшийся, к терпению голода и жажды й к понесению жара приобвыкший... почти в непрестанных набегах жизнь свою препровождавший и вообще наблюдавший у себя весьма великую строгость», — писалось о них в изданном в России в 1790 году трактате «Персидский Александр, или Страшный Надир, Потрясший Самое Богатейшее в Свете Индейское Царство и Нанесший Трепет на Весь Восток».

Вольнолюбивые и независимые кочевники, особенно гильзаи, вписали в историю страны немало героических страниц. В начале XVIII века под предводительством национального героя Мир Вайса они объявили себя независимыми от персидского владычества, а его сын Махмуд в 1722 году захватил даже персидский трон, И хотя персидскому шаху Надиру Афшару удалось впоследствии сокрушить гильзаев, однако у себя на родине, от Кандагара до Газни, они продолжали оставаться самостоятельными.,.

«А ТЫ ЧТО УМЕЕШЬ?»

В Мукуре — небольшом уездном городке — пришлось сделать остановку, чтобщ заправить машину и дать отдохнуть двигатели}. Жара. Сушь. Пустуют миниатюрные поля табака; у дороги глубокие колодцы с лебедкой и резиновыми — из куска камеры — ведрами; глинобитные ду-валы и куполообразные крыши

жилищ. В ожидании попутного транспорта на обочине дороги расположились крестьяне с домашним скарбом и двое полицейских. Пустует простецкая чайхана: два-три грубо сколоченных деревянных стола под залатанным навесом, большой прокопченный самовар, длинные табуретки с рядами фарфоровых, видавших виды чайников.

На автостоянке выяснилось, что с нашим двигателем какие-то нелады, и водитель отправился на поиски механика.

...Сначала мы увидели только двоих, поджарых и статных. Свободные длинные их рубашки опоясаны портупеями с полными патронташами. На ногах чаплй — открытые сандалии из грубой кожи. Лиц почти не разглядеть: от переносицы до подбородка они закрыты свободным краем пропыленного тюрбана-дастара. Видны только острые, сверкающие влажной смолой из-под густых бровей глаза.

Дастар кочевники предпочитают любому другому головному убору. Идет на него до десятка метров ткани, зато дастар всегда защитит голову от удара, а его свободный край — лицо от песка.

За плечами у них были ружья, и, глядя на небрежно болтающиеся из-за дастаров стволы, я вспоминаю утверждения моих кабульских знакомых, что кучй не расстаются со своим оружием даже во сне. Кочевники всегда считали, что сила племени зависит не столь от его численности, сколь от оружия. Поэтому оно давно стало неотделимо от повседневной жизни любого мужчины-кучй.

Но если ты оружия не любишь, Ты не мужчина вовсе — так и

знай!

Окрась тогда сурьмою брови И жизнь рабыни слабой начинай!—

поют кучй.

Из дула «винчестера» кочевника, что помоложе, и из складок дастара торчали пучочки цветущей колючки. Нежный сиреневый цвет ее не вязался с его мрачной и грозной фигурой. Но любовь к цветам — слабость кочевников. Она тоже, наверное, вырабатывалась столетиями — унылое однообразие природы должно было вылиться в свою противоположность!..

Подойдя к навесу лавочника, кочевники стали торговаться. Потом один снял дастар, под которым оказалась стрижка «под горшок», и положил в него несколько яиц и горсти три чая.

Молча взглянув в нашу сторону, кочевники не спеша подошли

к машине, оглядели возящегося у радиатора шофера.

— Хараб! — отрывисто буркнул старший. Отойдя немного в юторону, оба присели на корточки и принялись наблюдать за движениями шофера и механика. Казалось, что к самой машине они потеряли всякий интерес.

Представился счастливый случай поговорить с кочевниками, но смущало одно обстоятельство: я не знаю пушту — родного их языка. Даже владея им, договориться с кучи трудно. И не только потому, что они молчаливы. Дело в том, что, кроме двух основных диалектов пушту — восточного и западного, — многочисленные кочевые племена и кланы употребляют полусотню различных говоров. Добавьте к этому то, что у каждого племени есть еще и свой собственный запас слов, заимствований, сокращений и символов; да еще учтите и своеобразие манеры разговора, и вы без труда поймете мое положение.

Правда, многие кучи знают фарси-дари — второй государственный язык Афганистана, но, говоря на нем, искажают его настолько, что иностранцу понять пуштуна становится почти невозможно. Кое-кто из пуштунов вообще не любит говорить на дари.

Собрав в памяти нехитрый свой запас слов на пушту, стараюсь завести разговор с традиционных «Как здоровье?», «Как дела?», «Куда держите путь?», а также с сигарет. Кочевники спрятали пачки за пазухи, и тот, что помоложе, стал было отвечать, что, дескать, идем на восток, но тут подбежал босоногий паренек: им нужно было поторопиться к биваку.

— Пойдем! — кивнули кочевники и мне.

— В школу ходишь? — подобрав слова, спрашиваю у мальчика. И тут же жалею об этом: зачем парня смущать? Ведь охватить кочевников системой просвещения чрезвычайно трудно. Афганское правительство, конечно, предпринимает энергичные меры для создания сезонных школ в районах их кочевий, но пока все же для болыпинств1а детей учителями остаются племенные старейшины, передающие из поколения в поколение кодекс кочевого права — «пуш-тунвалай». Так что, если мальчику не довелось ходить в школу, вопрос мой может показаться ему обидным, а кочевники народ вспыльчивый...

— Нет, не учусь! — нимало не смутившись, ответил паренек и добавил: — Но наших овец я считать умею, запрягать верблюдов и разводить огонь тоже. Разве этого мало?

А потом, словно желая доказать, что это действительно очень много, показал в сторону нашей машины и ехидно добавил:

54