Вокруг света 1977-11, страница 68няка нет никакого ограничения в еде, — последовал мой упрек. — А зачем ему быть? — сказал Бланд. — Они ведь сами сделали выбор. — Люди становятся отчаянными, — предупредил я его. — Если вы не будете осторожны, они нападут на припасы и захватят их. Вы понимаете, что это значит, не так ли, Бланд? Он нервно провел языком по растрескавшимся губам. — Я пристрелю каждого, кто попытается на нас напасть. Передайте им это, Крейг. И передайте также, что если им недостает пищи, то это не моя вина. — Они этому поверят, когда будут знать, что вы сидите на той же норме рациона, что и они, — отвечал я. — На сколько дней осталось припасов? Бономи говорит, только на двадцать пять. — Черт побери этого ублюдка! — пробормотал Бланд. — Слишком уж много он болтает. — Это верно, Бланд? — Верно. Вы будете получать нынешнюю норму рациона еще двадцать пять дней. Все. Можете это передать. Я быстро подсчитал в уме количество продуктов, которое могут уничтожить четыре человека, не ограниченные рационом, за этот период. — Для моих людей нужно продовольствие на тридцать дней, три шлюпки и снаряжение для плавания — все это к наступлению ночи, — сказал я. Бланд вытаращил на меня глаза, и было видно, что мой тон его испугал. — Осторожнее, Крейг, или совсем прекратится выдача провианта. — Если то, что я прошу, не будет сложено у этого барьера к восемнадцати ноль-ноль, не отвечаю за последствия. Это ультиматум, — добавил я и ушел. Я рассказал людям о том, что сделал, и впервые за много дией увидел на лицах улыбки. Голодные люди кучками собирались у снежного барьера. Бланд с беспокойством наблюдал за ними. В нижнем лагере оба его помощника вместе с Бономи занялись перетаскиванием припасов. Бланд с винтовкой в руках нес охрану. Мы разрушили снежный барьер, и шлюпки, снаряжение, провизия были переправлены наверх, в лагерь. ...Миновал ко1нец месяца, и в своем вахтенном журнале я сделал записи для того, чтобы зафиксировать течение времени. Те перь по ночам наступал период темноты, который удлинялся с ощутимой быстротой. За десять дней нам только один раз привелось увидеть проблеск солнца. По моим расчетам, мы находились примерно в 230 милях северо-восточнее того места, где покинули «Валь-4». Все это время Хоу продолжал тайком работать над своей железкой. Каждый раз, стоило Герде или кому-нибудь из нас войти в палатку, он прятал ее и тихо лежал. Меня очень беспокоила Джуди. Она не разговаривала со мной со дня переправы на уступ. Герда говорила, что иногда, просыпаясь ночью, она слышала, как Джуди плачет и зовет отца. — Вы должны-чтб-то сделать,— сказала мне однажды Герда. — Если ничего не сделаете, она погибнет. Я зашел к Джуди в палатку и попытался с нею заговорить. Она молча смотрела на меня огромными глазами и не узнавала. В этот же день, 8 марта, над лагерем пролетел самолет. Нам нечем было подать сигнал, и с самолета полузасыпанных снегом людей не заметили. Мы свалили в кучу все, что могло гореть, и вели непрерывное наблюдение, взволнованные этим новым проблеском надежды. Двумя днями позже к югу от нас появился еще один самолет. Я поймал его в бинокль, но он был слишком далеко, чтобы мог увидеть наш дым. Потом пошел дождь со снегом, и мы больше никогда, даже мельком, не видели поисковых самолетов. В лагере потянулись монотонные дни голода, холода, и надежда постепенно гибла. Однажды среди ночи меня разбудил один из дозорных и сообщил, что мимо него без единого слова прошел Хоу, направляясь в нижний лагерь. Мы обнаружили его на спуске на полпути от лагеря. Хоу тихо стоял, сжимая в руке острую, как копье, железную леерную стойку. Он позволил мне взять оружие, а когда я вел его назад, плакал. Все равно Хоу ничего не мог бы сделать: внизу я заметил движение и понял, что там поставили часового. Шторм больше не повторялся. Но продуктов было очень мало, и люди постепенно ослабевали. Жизнь превратилась в монотонное ожидание конца. Дозорные больше не обыскивали взором небо в поисках самолета; глазами, воспаленными от непрестанного яркого света, они вглядывались в ледяные дали, стараясь уловить хоть что-нибудь, что годилось бы в пищу. Движение айсберга во льдах постепенно замедлялось. Все стало гораздо спокойнее: казалось, над нами медленно воцаряется безмолвие смерти. Вокруг простиралась безжизненная пустыня. Горючее тоже почти подошло к концу. Без горячей пищи мы продержимся недолго. Я понимал, что пришла пора для последней отчаянной попытки, план которой давно вынашивал. Та же мысль, очевидно, была и у Герды. На следующее утро она пришла ко мне в палатку, и я поразился, как она похудела. С нею был Хоу — тоже Кожа да кости под ворохом одежды. — Дункан, нам пора что-то делать, — сказала Герда. — Нельзя же сидеть тут сложа руки и ждать смерти. Я кивнул. — Мы думаем об одном и том же. — Все, что угодно, только не умирать в бездействии. Скоро я думаю отправиться на поиски отца. — Она немного помедлила, затем продолжала: — Сейчас спо-койно. Мы уже могли бы спуститься на лед. «Южный Крест», когда затонул, был от нас, наверное, милях в пятнадцаги-два-дцати, не больше. — Да понимаешь ли ты, что нас отнесло почти на двести пятьдесят миль от того места, где затонул^ «Южный Крест»? — Йа, йа. Но ведь и они дрейфовали. Возможно, мы их и не найдем, но попытаться нужно. Спорить было бессмысленно: ясио, что она все уже решила. — А Хоу? — спросил я. Ее лицо было бесстрастным. Герда знала, что Хоу не выдержит и ей придется смотреть, как он будет умирать. Но она все-таки не дрогнула. Только тихо сказала: — Уолтер идет со мной. — Уолтер, — произнес я, впервые называя его по имени. — Вы же несильны физически. Какая бы ни была у вас сила воли, вы знаете, что погибнете прежде, чем доберетесь до того места, где могут находиться уцелевшие с «Южного Креста». Вы ведь знаете это, не так ли? Хоу понял ход моих мыслей, медленно кивнул, и в выражении его лица появилась странная покорности». — Вы считаете, что я должен проститься с Гердой здесь? — Готовы ли вы пойти, если это даст ей шанс добраться до отца,., а всем нам хоть какую-то возможность чуть подрльше сохранить себе жизнь? 66 |