Вокруг света 1979-09, страница 32

годняшней валенсийской действительностью...

В гостинице пожилой портье, взяв паспорт, удивленно вскинул брови, сверяя мое лицо с фотографией.

— О камарада, неужели вы из России! Давно я не видел «русос». А когда-то у меня много было русских друзей...

Действительно, Валенсия служила одним из основных портов, куда в годы войны испанского народа против фашизма приходили суда под советским флагом. Они везли помощь республике: добровольцев, оружие, продовольствие. На просторах Средиземного моря за ними охотились пиратские подлодки Гитлера и Муссолини. Иногда суда топили. Но они шли и шли. А в Валенсии матросов, сходивших на берег, встречали с любовью и симпатией. Четкий отзвук этих чувств легко можно доовить и по сей день в воспоминаниях валенсийцев.

Портье, его зовут Андрее, в те годы работал таможенником в Вален-си^ском порту. После поражения республики он шесть лет находился сначала в концлагере, затем в тюрьме.

— Мне еще повезло, — говорил он. — А скольких моих товарищей расстреляли без суда и следствия, сколько погибло от пыток и голода. В конце концов я вышел на свободу, но много лет не мог найти постоянной работы: как узнавали, что я «красный», — сразу отказ. Жил случайными заработками. Лишь десять лет назад удалось устроиться в гостинице, да и то на самую малооплачиваемую, ночную работу. Теперь уже полегче. После амнистии нам, бывшим республиканцам, стали платить пенсию за все те годы. Левые партии добились этого. Ведь не мы бросили работу — нас выгнали франкисты. Так что скоро думаю уйти на покой...

Андрее с удовольствием закуривает предложенную сигарету из пачки «Столичных»:

— Моряки несколько раз угощали меня необычными сигаретами, — вспоминает он. — С такими длинными картонными мундштуками, а на коробке, если не ошибаюсь, был всадник, похожий на Чапаева, и рядом — большая гора...

Я объясняю ему, что это папиросы «Казбек», они и сейчас выпускаются в Москве. Андрее радуется этому, словно я сделал ему подарок, и заключает:

— И все-таки прекрасное то было время. Это нужно пережить!

Неспешность жизни в Валенсии, ее чуть замедленный ритм вовсе не следует путать со спячкой. В городе вовсю кипели и кипят страсти. Здесь искони сильны традиции вольнолюбия. Не случайно именно в Валенсию из осажденного франкистами Мадрида перебралось республикан

ское правительство; в готическом здании Лонхи — своего рода средневековой бирже, теперь одной из архитектурных достопримечательностей города — заседали кортесы.

С самого своего основания римлянами, еще за два века до нашей эры, Валенсия была эпицентром бурных событий, знала взлеты и падения, прошла через роскошь и нищету. Жители этого края поразили римлян своим упорством в сопротивлении. Соседний город Сагунто, например, был ими осажден, но не сдался, и его защитники погибли в неравном бою все до последнего. Потому, заложив рядом новый город, завоеватели дали ему имя Валенсия, которое в переводе с латыни означает «Смелая». Но для валенсийцев, пожалуй, не менее характерна, чем отвага, и другая черта — трудолюбие.

— Представьте себе, — с жаром говорил Энрике, служащий муниципалитета, когда мы зашли в кафе отведать орчаты, — что весь огромный район, прилегающий к нашему городу, в древности был сплошным болотом. Теперь это самый плодородный край Испании, «сад» и «огород» страны. В нем нет ни клочка земли, который не преобразила бы рука человека...

Еще римляне начали освоение окрестных земель. Затем, в течение пяти веков, пришедшие сюда арабы создали сложнейшую ирригационную систему, стали возделывать рис, насадили апельсиновые деревья и огромные рощи шелковиц. Они же научили валенсийцев изготовлять керамику, шелк, бумагу, привили им любовь к ремеслам. В XV веке Валенсия была самым большим городом и финансовым центром Испании. Именно она снаряжала Христофора Колумба в заокеанские плавания. Но в начале XVII века король-изувер Филипп II повелел изгнать отсюда иноверцев-«морисков», мавров, потомков арабов. Валенсию покинула почти треть ее населения, город и весь район пришли в запустение. Только после того, как королевская власть ослабила свою мертвую хватку, Валенсия снова воспряла. И это опять было плодом ее трудолюбия: валенсийцы не только восстановили орошаемые земли, но и развили шелковую промышленность, превратив свой город в один из важнейших центров экспорта шелка в Европе. А в конце прошлого века здесь начала развиваться промышленность — судостроительная, машиностроение, строительная, появился рабочий класс. Именно в Валенсии в 70—80-х годах прошлого столетия проходили конгрессы и съезды испанской секции I Интернационала.

И все же по сей день главное богатство Валенсии — ее уэрта.

ПАЭЛЬЯ У ПЕРЕТА

...Ранним утром, когда солнце еще только начало робко пробиваться сквозь розовый туман, мы выезжали из Валенсии. Моим спутником был адвокат и бизнесмен Анхель Рока, с которым я познакомился в Москве. Он приезжал туда еще до смерти Франко, чтобы завязать торговые контакты, а в один из сво

бодных дней я возил его осматривать Загорск.

— Вот видишь, — сказал Анхель, встретив меня у гостиницы, — я был прав: прошло время, и ты смог приехать в Испанию. Тогда ты был моим гидом, теперь я покажу тебе Аль-буферу...

Слева от шоссе потянулись поросшие соснами песчаные дюны, за которыми вдоль многокилометровых пляжей тихо плескалось спокойное море, а справа непрерывной чередой бежали апельсиновые рощи. Через десяток километров вдали показалась тусклая, словно расплавленный свинец, гладь лагуны Альбу-феры с поросшими тростником берегами — последний остаток болот, когда-то простиравшихся здесь.

Сейчас Альбуферу уже не осушают, а бережно хранят. Она жизненно необходима для экологического равновесия этого края: зимой дает приют перелетным птицам, а главное, питает водой поля, кормящие всю Испанию рисом. Валенсийцы утверждают, что арабы оставили им в наследство свыше тысячи рецептов приготовления риса — больше, чем известно в Юго-Восточной Азии. Не знаю, как насчет всех рецептов, но вот «паэлья», считающаяся национальным блюдом Валенсии, — она сродни нашему среднеазиатскому плову — блюдо действительно отменное. Готовят его в огромных количествах в ресторанах и трактирах для сотен тысяч иностранных туристов, наводняющих летом здешние пляжи. Но настоящую паэлью, приготовленную на древесном угле с таким расчетом, чтобы слабое пламя лишь лизало края сковороды, могут сделать только дома. Бывает она двух видов: с крольчатиной или креветками.

— Главное, — объяснял мне Анхель с подлинным вдохновением, — какой вкус удастся придать рису в паэлье. Впрочем, сам убедишься в этом у Перета. Он непревзойденный мастер по части паэльи...

Перет, крепкий, невысокого роста молодой парень, со спокойным достоинством выслушивает похвалы в адрес приготовленного им блюда. Знакомы они с Анхелем давно: адвокат еще со студенческих лет приезжает в его дом, ставший чем-то вроде базы для рыболовов. Оказывается, накануне Перет был предупрежден, что к нему привезут в гости «человека из Советского Союза», и постарался как мог. В отличие от портье в гостинице он впервые видел «русо» и поглядывал на меня с нескрываемым интересом.

К дому Перета прилегают небольшой апельсиновый сад, огород. С другой стороны — выход к лагуне. У причала лодка.

— Вы не смотрите, — говорит хозяин, — что участок невелик. Земля богатая. Только снимешь апельсины,

30