Вокруг света 1979-11, страница 44

метра о большой плоский камень, а затем принимается их мять. После этих процедур корни становятся похожими на длинное тонкое мочало. Связав полоски в пучки, варщик кладет их в чашу, плещет воды и начинает разминать. Время от времени вынимает корни, чтобы все могли их увидеть, и кладет обратно, продолжая мять.

Всякий раз, когда корни появляются над краем чаши, пять человек, сидящих сзади, хлопают в ладоши. В остальное время они заняты «меке», песней в мою честь, добавляя к ней все новые слова по мере того, как в котле начинается брожение. Куми старается мне переводить, но не всегда успевает, так как один из исполнителей то и дело ползает на четвереньках по циновке от хора к Куми, чтобы пополнить меке сведениями о незнакомом белом вожде.

В переводе песня звучит примерно так:

— О-о-о... мы с радостью поем о незнакомом вожде... о-о-о... в запотевших очках... о нем, который приехал из далекой страны Ден (наверняка, Дания)... О-о-о... мы надеемся, что ему больше понравится янггона, которую мы варим для него, чем... о-о-о... безобидные комарики, которые, как и мы, стараются с ним познакомиться (в это время я тщетно стараюсь отогнать от лица полчища комаров). Мы знаем, что его мана... о-о-о... велика... мы хотим сделать ему подарок...

— Похлопай в ладоши шесть раз! — кричит Куми, стараясь заглушить шум. Певцы смолкают, прежде чем я кончаю хлопать.

— О-о-о... великий вождь не принес с собой попопопо?.. О-о-о... мы могли бы еще лучше оценить его силу и его ману... о-о-о...

— Что такое попопопо? — спрашиваю я Куми.

— Складной орган, который можно принести в мешке.

К сожалению, я должен огорчить островитян. У меня для них много подарков: ножи, платки, две цветные фотографии королевы Елизаветы, но прихватить с собой переносной орган мне не подсказала самая буйная фантазия. Куми полагает, что его можно купить фунтов за 5—6, и так как мне хочется сохранить со своими хозяевами самые добрые отношения, то я прошу его узнать, не могу ли вручить эти деньги Филимони, чтобы тот захватил орган с собой, когда в следующий раз придет в деревню.

Куми с большим воодушевлением передал это предложение. В его устах оно звучит как настоящий гимн.

— Мана... мана... о-о-о... мы счастливы... мы целыми днями будем

играть на попопопо вождя в запотевших очках и вспоминать его чудесный приезд... о-о-о... мана... мана...

Тем временем янггона уже готова к употреблению. Молодой варщик обеими руками хлопает по красновато-коричневой массе, точно ребенок, который плещется в ванночке. Наступил великий момент.

Матанивануоен, представитель вождя, буквально вползает на меня и протягивает мне «било» — небольшую деревянную чашу, которая с этой минуты становится моей собственностью. Чужеземец не может,пить из того же сосуда, что остальные, и никто не смеет поднимать голову выше, чем он. И когда я, на мгновение забывшись, сползаю с вороха циновок, чтобы взять било, то, к своему изумлению, обнаруживаю, что почти все люди тотчас ложатся на живот. Куми мигом подлетает ко мне и строгим голосом предлагает взобраться на мокемоке и вообще вести себя как подобает воспитанному человеку.

Варщик по имени Лосе подползает ко мне и наполняет мой било до краев. Я знаю, что мне следует осушить чашу единым глотком. При этом я должен громко хлюпать, а затем с явным удовольствием облизаться. Выхода у меня нет. Я подношу чашу к губам, запрокидываю голову и быстро заглатываю содержимое. Не так уж плохо. Когда я согласно обычаю швыряю било на циновку, во рту еще остается слабый привкус варева, напоминающего лакрицу. Я демонстративно облизываю губы.

— О-о-о... мана... о-о-о... мана! Он пустой, он пустой! — восклицают собравшиеся, и эти слова означают: «Добро пожаловать в Нандрау».

В течение вечера и ночи предстоит опорожнить еще немало било, но янггона не содержит алкоголя, так что торжественная, но сердечная атмосфера не претерпевает изменений. Все мы выполняем церемонию три раза. Затем следуют хлопки в ладоши и новое пение меке. Старый вождь оказался весьма разговорчивым. Куми должен переводить, но ему почти не удается вставить словечко. Это признак того, что нам наконец дадут что-нибудь поесть. У нас во рту не было ни крошки с утра, когда мы отправились в путь, так что я буквально умираю с голоду и надеюсь, что таро и плоды хлебного дерева скоро будут готовы. Но это требует времени. К тому же от дополнительных двух очагов в хижине почти нечем дышать. Но вот пища наконец готова. Сначала в величественном одиночестве ем я, затем вождь, после него проводник Филимони, Куми и все мужчины пле

мени. На остатки набрасывается целый рой женщин и детей. Торжественная церемония окончена, но никто и не собирается уходить, чтобы дать нам хоть немного отдохнуть. Я валюсь с ног от усталости, и когда стрелки часов приближаются к четырем утра, потихоньку спрашиваю Куми, нельзя ли перейти в другую хижину и соснуть.

— Но твое место здесь... в доме вождя. Ложись в постель, друг!

— А это не нарушит обычай?

— Наоборот, от тебя только этого и ждут. Никто не сможет уйти, пока ты не ляжешь.

— Где я могу лечь и где мне раздеться?

— Спать ты будешь на мокемоке. Для чего же, по-твоему, они его постелили?

— Можно мне выйти, чтобы переодеться?

— Это обидело бы наших друзей...

«Следуй обычаю или беги из страны», — гласит одно из важнейших правил, которое каждый путешественник должен зарубить себе на носу. Я следую этому призыву и на этот раз: на глазах у всех переодеваюсь в новенькую пижаму — я приобрел ее второпях две недели назад у одного торговца-китайца в городке Нанди. Выбора там не было, все мужские пижамы были либо отделаны шнурами наподобие мундира венгерского гусара, либо украшены ярким изображением дракона на спине. Я остановил свой выбор на черном драконе из искусственного шелка. Во время ритуала в Нандрау он привлек к себе такое внимание, что все племя — мужчины, женщины и дети — выстроилось в очередь, чтобы пройти мимо мокемоке и полюбоваться моим облачением. Уже после того, как я улегся, ко мне на коленях подполз вождь и спро-crfл, не буду ли я так добр снова подняться и повернуться спиной, потому что одна старушка из дальней хижины пришла специально для того, чтобы взглянуть на черного дракона.

Под монотонные звуки меке, которая, насколько я мог понять, на сей раз была посвящена моей пижаме, я вступил в единоборство с комарами и другими малоприятными существами, а тем временем меня то и дело рбнюхивали собаки и какая-то клуша прыгала мне на живот. Стремясь выказать мне свое дружелюбие, люди подкладывают топливо в очаги у моего изголовья и ног.

...Первые проблески дня освещают раскинувшуюся передо мной деревушку с ее высокими хижинами — клетушками из жердей и циновок. Именно так меланезийцы строили свои жилища во все времена, когда жили на этих островах,

42