Вокруг света 1980-01, страница 26

уже известно науке, чтобы сделать свои выводы. И в этом для Олега Анатольевича Витовича, старшего научного сотрудника Тебердинского заповедника, было свое непреходящее очарование, которое испытывает открыватель и первопроходец, нарекающий своей волей и властью только что открытые земли.

Долгие годы посвятил Витович изучению обитателя горных высот — кавказского тетерева. Многое из прошлого стерлось, поизглади-лось в памяти, но самое важное, яркое осталось, устояв против времени, как и эти отточенные солнцем и ветром пики. Он хорошо помнил, как произошла его первая встреча с этой птицей...

Тогда он был еще мальчишкой, ушел с отцом-зоотехником в горы. Пока отец сидел с чабанами и внимательно слушал старшего — пожилого черноусого пастуха-черкеса, Олег решил побродить один... Тропа тихо лилась вниз, почти неразличимая среди белых стволов в свете затихающего майского дня. Потом пошли поляны, за ними глухим забором встал с обеих сторон ельник и пихтач, лишь кое-где прошитый березовой светлиной. Солнце быстро, как всегда в горах, село, ушло за лес. Последний луч уперся в острый гранитный клык на восточном краю неба, и такая вдруг наступила, состоялась тишина!

Неожиданно из-под нависшей рыжей глыбы выскочил кабан. Мгновение смотрел он на подростка тяжелым упрятанным в щетину глазом, и Олег с напряженной отчетливостью увидел жесткую шерсть на крутом хребте с приставшими к ней сухими иголками хвои. Он попятился, ожидая, что сейчас секач бросится и ударит желтоватым, надколотым у основания клыком. Но кабан только шумно дохнул и, пробив куст орешника, ушел вверх по склону.

То и дело оглядываясь, Олег повернул назад. Выйдя на опушку, он растерянно остановился. Из-за перевала белым водопадом хлестал туман. Он шел по ущелью, накрывая высоким валом лес, луга, путая тропы. Еще немного — и несколько рябин, стоявших недалеко на взгорье, пропали, растворились в зыбком мареве. Олег нерешительно потоптался на месте, не зная, как быть. Он подумал об отце, который, наверное, уже поднимал чабанов на поиски, и прислушался. Где-то далеко ухнул филин, под соседним деревом испуганно и тонко пропищала мышь — начиналась ночь. В темноте что-то быстро перебегало, таилось, шуршало, ползло, и

ЧЕЛОВЕК И ПРИРОДА

Олегу становилось не по себе от этих звуков ночной жизни.

Наконец он решился. Выломал сук потяжелее, бросил отцовскую плащ-палатку на сухую траву под каменным выступом, сел и настороженно осмотрелся. Со всех сторон из-за деревьев на него бесшумно надвигались зеленоватые огни. Они двигались по прямой, то фосфорно вспыхивая, то пропадая... .

Олег не успел вскочить, как пульсирующая зеленая струя ударила ему в грудь. Он вскрикнул и хотел подняться, но запутался в плащ-палатке. Потом снова увидел подрагивающий огонь у себя на груди, и до него вдруг дошло: светляк!

Проснулся Олег уже утром. Небо приметно светлело, обнажая то тут, то там голубые промоины. В одну из них скользнул первый солнечный луч и дымным брусом повис над ущельем. Туман к утру опустился и загустел. Чувствуя, как быстро промокают от росы парусиновые туфли, Олег вышел на опушку и тут... увидел их.

Три краснобровых красавца черныша, взбивая поредевший туман ударами темных, с белым подби-вом крыльев, возбужденно кружили среди весенней травы. Четвертый, серый, неуверенно повторял в стороне их движения, то и дело останавливаясь и взглядывая на черных. Вдруг один из них, угрожающе подняв перья, повернулся к серому, и тот, прекратив свои неуверенные взлеты, бросился бежать вниз по склону. А «виновница торжества» стояла за большой кочкой и словно не замечала этого праздника в ее честь.

Но вот поле тумана сместилось, придвинулось — и все исчезло за его белой стеной: и птицы, и луч солнца. Олег завороженно смотрел на поляну, и было у него такое чувство, будто коснулся наяву кры> ла Синей птицы...

Долго вспоминал, где же он видел этих залитых смоляной чернотой птиц? Уже доносился от коша лай собак и пахло сосновым дымом, когда обожгла догадка: «Кавказский тетерев!» Эту редкую птицу с длинным, разделенным надвое хвостом он приметил у деда в старой, 1895 года издания, книге профессора Московского университета М. А. Мензбира «Птицы России». Только на рисунке там не все было правильно, но Олег об этом еще не знал, как не знал и того, что с этой встречи завяжется узелок, потянется ниточка, которая через десять лет приведет его снова в эти горы, и кавказский тетерев станет предметом его постоянных исследований...

Рабочая биография Олега Анатольевича не раз сворачивала от «генеральной линии» его судьбы. Но когда ему, учителю русского

языка и литературы, предложили место препаратора в Тебердинском заповеднике, он, не раздумывая, согласился.

Сложная у него была задача... Сложная не столько по исполнению, сколько по тому внутреннему напряжению, которого она от него требовала.

Ему приходилось и раньше стрелять в животных, но то было в пылу охоты, в азарте погони. А теперь... Он должен был вместе с егерем найти, выследить зверя, хладнокровно оценить, подходящий ли это экземпляр (слово^то какое препарирующее — экземпляр!), и спокойно послать пулю, с тем чтобы потом «оживить» животное, заново создав в навсегда замершем чучеле.

Привыкнуть к этому Олег Анатольевич не мог, и нередко его карабин запаздывал, «терял голос», а раздавался только раскатистый выстрел егерской винтовки.

В 1969 году Олег Анатольевич заочно поступил в сельхозинститут по специальности «охотоведение», а спустя два года был зачислен в том же заповеднике на должность младшего научного сотрудника-ор-нитолога. С этого-то рубежа, этой межевой, «пограничной» даты и началось, собственно, то главное в его работе, чем он занят, захвачен по сей день... Почему он выбрал орнитологию? Любит он это дело — и все. За что любит птиц? За парение, невесомость, причастность к небу. И охотиться за птицей в горах трудней, чем за зверем: минута полета — и она на другой стороне ущелья; а попал — погибает, как правило, сразу.

Тут все внезапно: и появление и исчезновение. В общем, для Витовича работать с птицей интересно, и особенно с кавказским тетеревом. Другие редкие птицы, как бы сознавая собственную неповторимость, оберегают свою жизнь — от первых заморозков до весенних дней — на далеких теплых берегах. А тетерев, верный горам, мужественно переносит и стужу и ненастье, словно привязанный к этим дымящимся метелями вершинам невидимой нитью.

Позади осталась тропа с цоканьем копыт и шумом реки, сначала громким, близким, а потом все затихающим.

Первые километры Витович и лаборант Игорь Ткаченко шли вдоль реки Теберды, где цветущие сады стояли по ущелью неподвижным туманом. Но постепенно май возвращался в апрель, а тот сырым ветром и дрожью прошлогодней травы как бы стучался в март. Последний километр шли молча, осторожно ведя в поводу навьюченных

24