Вокруг света 1980-11, страница 20

Во время пунгала деревня нарядна н оживлена. В первый день праздника в каждом доме идут шумные хлопоты — готовятся угощения. На следующий день героем становится главный работник — буйвол. Каждая семья выводит своего любимца еще с утра во двор. Там его чистят щетками, раскрашивают цветными узорами рога и, повесив гирлянды цветов, подносят большое блюдо риса: «Отведай, дорогой наш кормилец, плоды нового урожая».

Третий день пунгала — день благодарения родителей. Прихорашиваются молодые супруги, женщины надевают праздничные сари с серебристыми и золотистыми нитями, наряжают в лучшее детишек и отправляются всей семьей завтракать к родителям. Затем отца и мать приглашают в свои дома дети. Праздничные дни пролетают весело и быстро...

Деревенская улочка встретила нас пустотой. Даже длинноногие собаки не выбежали навстречу. За дерев||#$ на белом полотнище пес&| сидели и стояли женщины, старику, дети и всматривались в яркий блеск бескрайнего моря.

...Мужчины вышли на берег еще в блеклом свете начинающегося дня, когда бесцветное небо сливалось с неярким, без морщинки морем. По-утреннему молчаливые рыбаки переворачивали горбатые лодки, похожие на дельфинов, и тащили их за острые носы по холодному песку к воде, чертя за собой глубокие борозды. Отогнав лодки на глубину, размеренно выкидывали сеть, оставляя на плаву бамбуковые стволы, чтобы, сеть не ушла глубоко. Описав полукруг, гребцы, мерно ударяя длинными веслами, пригоняли лодки назад. Концы сети привязывали к кольям, вбитым в песок, чтобы удобнее было вытягивать добычу.

Началось томительна ожидание на берегу. Дремали, прислонившись к просмоленным бортам лодок, штопали старые сети, молча сидели на корточках. Но каждый прикидывал' про себя, каков будет улов и много ли удастся продать перекупщикам.

Наконец старик с торчащей в разные стороны седой бороденкой взмахивает рукой. Рыбаки, прокопченные на солнце, голоногие, в рваных, отбеленных морской водой рубахах, враз ухватились за коричневые жгуты веревок из копры.

В этот момент мы подошли. Сухонький старичок, дотянувшись до руки Вани Климова, рязанского монтажника из нашей группы, похлопал его и, восхищенно оглядывая необъятную Иванову фигуру, весившую более ста килограммов, пробормотал: «Элефант». Мы приняли это $ак приглашение к помощи и, раздевшись, вошли в воду.

Толстые веревки тянули рывками,

откидываясь назад. Те, что постарше, остались у ^еревок на берегу, так сильно упираясь пятками в плотный песок, что обозначилась белая дорожка. Молодые рыбаки старались зайти подальше в море, чтобы всем ухватить концы сети. Боясь помешать им, я отплыл было подальше, но тут же заметил, как с берега машут рукой — зовут назад: в здешних местах близко подходят к берегу акулы. Их вылавливают; у гурманов особенно ценится печень, богатая витаминами, и плавники, из которых приготовляют деликатесный суп.

А сеть все ближе подтаскивали к берегу; рыбаки сжимались до самого песка, скручиваясь как пружина, вдруг делали внезапный рывок. Слышалось кряканье, уханье, блестели эбеновые спины тамилов, только Иван тащил сосредоточенно и молча. Сеть нехотя показывается из воды. Голые ребятишки и чайки выхватывают мелкую рыбешку, застрявшую в ячейках. Наконец вздутый пузырь сети медленно выполз на песок, осел и раскрыл свое трепещущее cepf#-ром чрево. Все сгрудились вокруг, жадно рассматривая добычу. Обратно в море полетело несколько пестро окрашенных морских змей — убивать их запрещено.

Вдруг толпа словно взорвалась. Молодой высокий тамил, горячо жестикулируя, что-то быстро заговорил, показывая на старшего, с повязкой на голове. Оказывается, тот успел отдать несколько крупных рыб перекупщикам, уже собравшимся везти улов на городской базар. Перекупщики, видать, были не из крупных — их корзины со льдом укреплены были на велосипедах. Денег у них, судя по всему, осталось только на мелкую сардину, да и ту они норовили получить за беЩенок. Горькая гримаса исказила лицо высокого тамила — надежды на заработок рухнули. Тамил побрел по белому горячему песку к своей лодке...

В Махабалипураме мы оказались уже к вечеру. Я вышел на берег залива и зашел во дворик прибрежного храма, вымощенный плитками. Двор огораживали десятки каменных' бычков. Века назад здесь бурлила жизнь большого порта, заходили огромные корабли с резными украшениями, сновали _# лодки. Сейчас уступчатые башни храма молчаливо принимают на себя удары волн. В вечернее небо вонзаются круглые маковки храма, да на берегу стоят женщины. Может быть, они ждут возвращения тех косых парусов, темнеющих крыльями на фоне огромного диска заходящего солнца? Так много веков назад другие женщины ждали свои лодки, своих мужей. Сколько ушло рыбаков в океан ррд легкими парусами, сколько не fc«j>-нулось! Но их всегда терпеливо и с надеждой дожидались на берегу.

«ЧИРАЛА» ИДЕТ НА БЕРЕГ

Рыбацкие деревеньки разбросаны по всему побережью, лежащему белой полосой чистейшего песка вдоль Бенгальского залива. Индийское правительство, конечно, развивает товарное рыболовство в океане, всячески поддерживает перспективные исследования промысловых запасов рыб Центрального исследовательского института морского рыболовства, привлекая к этому и зарубежных ученых. Но часть своих даров щедрый океан отдает простым труженикам моря. Только такая добыча дорого подчас обходится им и их семьям. Хорошо знают это жители рыбацкой деревушки, чудом приютившейся в самом Мадрасе.

Душным вечером горожане ловят порывы слабого бриза на одной из длиннейших в мире набережных — многокилометровой Марина Драйв, вдоль которой за кустами жасмина и бальзамина, прикрытые козырьками солнцезащитных решеток, обвитых пышно цветущей бугенвиллией, спрятались надменные особняки.

В свете прожектора вдруг возникают полуобнаженные фигуры людей — скульптура «Апофеоз труду». Напряжены тела, стальными рычагами застыли руки, врослц в землю ноги, на лицах — стремление к единой цели. Рабочие, рыбаки в едином порыве последним усилием сваливают неимоверную тяжесть — огромную глыбу—в сторону моря. Памятник запечатлел порыв индийского народа к новой жизни.

Около него и вечером и утром ребятишки предлагают выбрать любую из разложенных на песке раковин: больших и крошечных, однотонно-ко- _% ричневых и пестрых, круглых и игольчатых, словно хранящих еще шум и прохладу набегающих в метрах двухстах отсюда волн. За полосой пляжа виднеются похожие на груды мусора хижины. Молчаливые, с темными окнами по вечерам, когда спят натрудившиеся за день хозяева; поутру, часа в четыре, они приветливо манят глаз побеленными очажками с дымящейся похлебкой; в маленьких двориках мелькают женщины и дети, а мужчины уже отправляются на катамаранах и лодках, на веслах и под парусами в море. Как' и в других рыбацких деревнях, их ждут на берегу...

Так ждали рыбаков и 19 ноября 1964 года, когда на Мадрас хлынул холодный ливень и резкие порывы ветра гнули к земле людей и деревья.

«...Там, где между набережной и кромкой воды была широкая полоса песка, теперь кипела и клокотала пена. По океану один за другим катили огромные валы. Казалось, океан рвется в город... Я вспомнила, что на берегу стояла деревушка рыбаков. Около тридцати легких хижин,

18