Вокруг света 1981-02, страница 17
I В борьбе за свободу и независимость СЗольщой белый конверт на полинялой скатерти рядом с --■букетом выгоревших бумажных цветов невольно возбуждал любопытство. В углу комнаты стояла елка из пластика, под которой лежали пакеты с рождественскими подарками, но к ним никто из сыновей так и не притронулся. Их содержимое было известно заранее: немного дешевых конфет — единственное, чем родители смогли порадовать ребят к Новому году. Но что было в белом конверте, лежащем на столе скромной квартиры в Сантьяго? За столом перед дымящимися тарелками с жиденьким супом собралась вся семья: двое сыновей-подростков, длинноволосых, худеньких, с руками, рано огрубевшими от работы; совершенно седой, словно старик, отец и мать, чье красивое, с тонкими чертами смуглое лицо избороздили преждевременные морщины — свидетельство нелегкой доли, вцпавшей этой женщине. Отец смущенно улыбнулся, чувствуя себя в центре внимания из-за этого загадочного конверта, адресованного «Дону Диего Педро Пре-сенте». Он не привык получать новогодние поздравления, к тому же пришедшие не по почте. В жизни дону Диего пришлось много и тяжело работать. На строительстве дорог его руки сжимали лопату и лом; кожа почернела под палящими лучами солнца в пустыне на севере Чили, где он добывал селитру из твердой как камень земли; его больные легкие дышали спертым воздухом угольных шахт... Еще юношей, чуть постарше сыновей, Диего Педро Пресенте включился в борьбу за права трудящихся, узнал на собственном опыте, что такое тюрьма, пытки и преследования. Но это не сломило дона Диего. Он был, как говорят чилийцы, крепок, словно красная сердцевина дуба — богатыря чилийских лесов. Я заглянул в этот дом в новогодний вечер, чтобы от всей души пожелать главе семейства: «Пусть исполнится ваше заветное желание». Дон Диего встал и заходил по комнате, не решаясь распечатать белый конверт. — Ну же, дорогой, давай посмотрим, что это тебе прислали, — сказала жена. Почувствовав, что испытывать терпение домочадцев дальше нельзя, дон Диего надорвал край конверта и медленно, сознавая торжественность момента, вытащил несколько газетных листов. Лицо его осветилось радостью: на первой странице стояло знакомое название «Эль Сигло» — органа Компартии Чили. Дон Диего наполнил бокалы красным столовым вином и, сделав ударение на последнем слове, произнес: «За здоровье «стариков»!» «Стариками» он называл коммунистов. В эту минуту память вернула нас в прошлое, и перед мысленным взором, как на киноэкране, возникли картины зверских расправ, которые устраивала разъяренная солдатня, концентрационных лагерей, пыток, преследований. Но в такой момент мы не могли слишком долго предаваться печальным воспоминаниям: ведь перед нами был первый номер газеты Компартии Чили, и это вселяло веру в наши силы, в жизнеспособность партии, в народ. Последний номер «Эль Сигло» вышел 11 сентября 1973 года, в день военного переворота. На первой странице она призывала: «Пусть каждый займет свой боевой пост!» Фашистская диктатура сразу же запретила газету. Тираж номера был сожжен, типография занята солдатами, сотрудники редакции подверглись жестоким преследованиям, и многие из них погибли в пиночетовских застенках. Однако к новому, 1980 году компартия сумела сделать прекрасный новогодний подарок своим членам и всему чилийском народу. Одновременно это был весьма чувствительный удар по фашистской диктатуре. НА АЛЛЕЯХ БУСТАМАНТЕ Наша встреча произошла неделю спустя после фашистского путча, когда на улицах еще не стихли выстрелы. Я узнал его сразу по голосу, хотя он и изменил свою внешность. Товарищ Р. держался абсолютно спокойно, на его лице не было заметно и тени растерянности. Он крепко пожал мне руку, потом ободряюще похлопал по плечу и сказал с доброй улыбкой: «Не делайте мемориальную физиономию, это вам не идет». Так начался мой первый подпольный инструктаж. Парк Бустаманте — один из немногих зеленых оазисов в центре Сантьяго, где в тени раскидистых деревьев люди ищут спасения от полуденной жары. Никому не было дела до двух мужчин, которые, негромко беседуя, неторопливо прогуливались по аллеям, время от времени останавливались и с явным удовольствием разглядывали яркие цветы. Обычная картина для парка, в котором, несмотря на будний день, было много праздной публики. Впрочем, что здесь удивительного? Ведь теперь вокруг текла тихая, размеренная жизнь. По соседству с парком Бустаманте кварталы застроены роскошными шести- и десятиэтажными домами, в которых живут состоятельные люди. Для обитателей этих домов «черные дни» наконец-то миновали. Поэтому сейчас в парке звучал смех, гуляли респектабельные дамы и гос* пода, приходили на свидание влюбленные. Однако наблюдательный человек мог бы заметить, что кое-кто из совершавших моцион по парку и сидевших на скамейках «пололос» — так в Чили называют влюбленных — ведет себя несколько настороженно, провожая глазами каждую полицейскую или военную машину. Это объяснялось просто: Бустаманте стал местом встречи подпольщиков. Здесь обменивались информацией и передавали инструкции. Здесь создавалось Сопротивление. — Нельзя сидеть сложа руки, Ри-кардо. Сейчас мы вынуждены отступить, но это не значит, что борьба окончена. Нужно, чтобы каждый знал и помнил об этом, — мой спутник испытующе взглянул на меня. И я вдруг почувствовал, что раз он с нами, то все будет хорошо. Партия существует, действует и пополняет свои ряды. — Впереди еще много дел. Берегите себя, — сказал на прощание товарищ Р. Он был прав, потому что охота на людей усиливалась с каждым днем: хватали и на работе, и дома, и прямо на улице. Днем и ночью раздавалась дробь автоматных очередей. За-поДозренных убивали на глазах у прохожих. Поэтому требовалась строжайшая конспирация, продуманность каждого шага, чтобы не подставить подполье под удар. Мне были даны точные и ясные инструкции: организовать выпуск подпольной прессы, донести до масс новые лозунги партии, разоблачать хунту. Для этого нужно было заново создать сеть корреспондентов, которые бы правдиво освещали положение в разных концах страны, помогая трудящимся правильно ориентироваться в событиях. Задумавшись, неспешной походкой усталого человека я брел по улицам к новому месту жительства. Мой вид должен был говорить каждому, что я обычный обыватель, мечтающий после работы поскорее добраться до дома. Если впереди показывался военный или полицейский патруль, тут же сворачивал в ближайший проулок. Город казался поникшим и настороженным. Те же дома, большие окна, цветы на балконах, но на улицах, где прежде резвились дети и кипела жизнь, тебя встречают лишь боязливые взгляды редких прохожих. Быстро проезжает «джип» с солдатами, напоминающий огромного дикобраза, ощетинившегося колючками винтовок и автоматов. И чувствуется, что всех, кто оказался в этот момент на улице, охватывает одно желание: оказаться как можно дальше отсюда. Солдаты сначала стреляют, а уж по 15 |
