Вокруг света 1985-08, страница 31

Измельчение глины — важный этап изготовления знаменитых сокотрийских горшков, идеально круглых хотя и сделаны они без гончарного круга.

вдоль бухты. На скалистом уступе горы, высоко над поселком, португальцы построили крепость. Развалины ее, видимые издалека, торчат на гребне горы памятником неудавшегося завоевания.

На тропе, бегущей вдоль дороги, встречаются бедуины. Мужчины поднимают приветственно правую руку — иногда с зажатым в ней ножом, непременным атрибутом сокотрийца, или палкой. Все они в футах, мужских юбках из легкой, чаще клетчатой ткани, и в современных ярких рубашках, завозимых из Гонконга, либо голые по пояс. Головы повязаны пестрыми арабскими платками с цветными кисточками по краям. Обуви горцы не носят.

Женщины одеты в свободного покроя платья из плотной яркой одноцветной ткани — красные, желтые, зеленые, синие. Прямоугольный вырез платья, рукава и подол затканы серебристыми или разноцветными нитями, образующими причудливый узор. Сзади подол платья значительно длиннее, и этот избыток ткани обертывают вокруг талии, а серебристая кайма служит поясом. К поясу обязательно прикрепляется связка ключей от замков, какие у нас называют английскими. Замков в домах бедуинов нет — как нет чаще всего и дверей,— и ключи

эти используют как украшения или, может быть, как символ благополучия.

Лица женщин открыты: здесь в отличие от других провинций страны чадру не носят. На голове женщины несут какой-нибудь груз, часто даже не касаясь его руками: большую жестяную банку с сухим молоком или пальмовым маслом, купленную в Хадибу, узел с вещами или вязанку хвороста. Оглядываются на шум мотора, но, увидев в машине чужестранцев, одни испуганно отворачивают лица, прячут их в цветастые платки, другие поглядывают хотя и украдкой, но с любопытством.

Бедуины — прекрасные ходоки. Двухдневные переходы для них вещь будничная, а поймать козу, мчащуюся среди камней и колючек, не составляет особого труда.

Но как бы легко ни ходили бедуины, возможности поберечь ноги и время, подъехав на машине, они не упустят. Поэтому мы то и дело останавливаемся, собирая попутчиков. Подойдя к машине, они первым делом выясняют, есть ли у нее хозяин. Если машина частная, узнают сколько нужно платить за проезд; услышав ответ, нередко отказываются — не у всякого есть лишние шиллинги. Но, узнав, что машина государственная, то есть ничья, бедуин без лишних слов закидывает свои пожитки в кузов и сам тут же оказывается на скамье у борта, на рюкзаке или чемодане. Машина быстро заполняется, уже сидят и на бортах. У бедуинов нет представления, что машине может быть «тяжело» — она все-таки не живая. И поэ

тому цепляются за каркас тента, повисают на подножках, а наш бедняга вездеход, натужно рыча, тащит на себе, кроме груза, еще десятка два людей и одну-две отчаянно орущих козы.

Съехав с перевала, мы оказываемся на широкой равнине в окружении гор. Дорога все больше забирает к югу, и громады Хагьера снова оказываются справа: мы обходим их с тыла. Равнина покрыта невысокими, в рост человека, деревцами с тонким, в два-три пальца толщиной, изогнутым стволом. Их жидкие кроны с мелкими, в ноготь мизинца, побуревшими от зноя листьями, будто съехавшие набекрень шапки, смещены в одну сторону. Это влияние муссонов, осаждающих остров с мая по октябрь. Рассказывают, что ветры эти поднимают тучи пыли и песка, застилающие солнце, перекатывают и расшвыривают камни, вырывают с корнем пальмы. Жизнь здесь тогда замирает.

Между деревцами щиплют редкую поросль жухлой травы козы и мелкие, взрослому по пояс, коровы с короткими рогами и едва заметным выменем — выродившиеся или, другими словами, приспособившиеся к окружающим условиям потомки обычных коров. С деревьев изредка вспархивают стремительные черные птицы с огненно-красными отметинами. Несколько ослов, пасущихся у дороги, грустно смотрят на нас крупными добрыми глазами и потом долго скачут позади, пока их серые силуэты не растворяются в облаке поднятой колесами пыли.

В начале следующего подъема к

29