Вокруг света 1986-11, страница 46

потомство. Теперь я точно знал, что хищники могут жить в искусственных гнездовьях.

Всю зиму я строгал, пилил, сверлил, сколачивал новые ящики. Делал их разных размеров, да и формы менял — одни были вертикальные, другие горизонтальные. К весне развез по заповеднику и укрепил на деревьях. В них снова загнездились кобчики. Лишь через год, когда в лесу еще прибавилось ящиков, в них стали селиться и другие птицы — чеглоки, пустельги, а чуть позже и ушастые совы.

С Евгением Александровичем Бра-гиным мы шли по Наурзумскому бору. Пахло смолой, под ногами трещали ветки. Вдруг негромкое пение дрозда заглушил тревожный крик пустельги. Птица, застыв в синеве неба, быстро махала крыльями и пыталась пикировать на нас.

— Здесь у нее начинается гнездовой участок,— заметил Брагин.— А на той сосне,— Брагин показал на кряжистое дерево,— ее дом. Недавно я в него заглядывал, птенцов кольцевал.

Метрах в трех от земли, на сучке, висел ящик без крышки и летка. Это и было жилище пустельги, громко покрикивающей на нас сверху. Из ящика то и дело высовывались серовато-коричневые птенцы.

— Через неделю-другую на крыло встанут и разлетятся,— пояснил Брагин.— Здесь недалеко чеглок обосновался, но его не е^тоит тревожить — птенцы совсем маленькие, недавно вылупились, еще опериться не успели. Но вот по соседству живут новоселы, на них поглядеть можно.

Из домика ушастой совы на стволе березы за нами наблюдал большой птенец. Брагин открыл полевую сумку, порылся в ней, достал гирлянду колец-меток.

— Ну-ка, давай окольцуем тебя и твоих братьев. Это совсем не страшно...

Когда на когтистых лапах птенцов были закреплены кольца, орнитолог опустил малышей в ящик, а номера меток занес в дневник.

— Тут поблизости построил гнездо орел-могильник. Посмотрим? — предложил Брагин.

Я знал, что эта редчайшая птица занесена в Красную книгу, и потому спросил:

— Сколько же их в заповеднике?

— Двадцать пять — тридцать гнезд. Наша популяция, пожалуй, крупнейшая в стране. Да и балобанов у нас больше, чем где-либо,— добавил Брагин.— Каждый год более двух десятков гнезд они обживают на территории заповедника. А она у нас невелика—около 90 тысяч гектаров.

Гнездо орла-могильника мы увидели издали. На вершине сосны из груды сучьев торчала бурая голова самки.

— Птенцов кормит. Иди сюда, присаду посмотри,— позвал меня Брагин и показал на толстую ветку

соседней сосны.— Здесь ночует самец. Здееь его столовая, отсюда он несет добычу в гнездо. Такое место называется присадой.

Присада для орнитолога — ценный источник информации. Под ней он находит остатки трапез хищника. Это семейство могильника недавно съело тушканчика, и осталась от него лишь лапка с коготками...

Сокол-балобан тоже давно внесен в Красную книгу. Орнитологи полагают, что у нас в стране живет их около тысячи пар. Не случайно балобан стал одним из обитателей питомника по разведению редких хищных птиц, что находится под Рязанью в Окском заповеднике.

Жилище балобана устроено было на сломанной сосне. Мы его рассмотрели с наблюдательной вышки, которую специально соорудил Брагин в нескольких метрах от гнезда. Небрежно сваленные сухие ветки — вот и все гнездо. По ним ходили, перепархивали молодые соколята.

— Балобан — строитель никудышный. Чаще занимает старые гнезда ворон и грачей. Бывает, что и хозяев из жилья прогоняет. Даже могильника может выселить,— объяснил Брагин.

— Орел крупнее сокола, да и сильнее его,— усомнился я.

— Балобан проворнее. Сидящий на яйцах орел-могильник панически боится пролетающего мимо сокола, сжимается, старается не шелохнуться.

Откровенно говоря, в лесу за один день мне никогда не приходилось встречать столько хищных птиц. Это и заслуга сотрудников заповедника, охраняющих тишину и покой здешних мест, и, конечно, результат успешных экспериментов орнитолога. Евгений Александрович пришел к выводу, проверив это на пробных площадях, что хищники заселяют искусственные гнездовья лучше, чем естественные, выше и плодовитость кладки. А главное, ящики можно приближать к местам охоты соколов, к скоплениям их основной добычи — грызунам. Правда, в степях нет естественных лесов, но есть лесополосы, и Брагин мечтает проверить: загнез-дятся ли в них хищные птицы?

А на озерах Наурзума — своя бурная жизнь. Здесь водится свыше 90 видов водно-болотных птиц. Лебеди, серые гуси, чайки, утки, пеликаны, кулики, лысухи... И даже встречаются стерхи, или, как их называют, белые журавли — пожалуй, одни из редчайших птиц на планете. Всего несколько сотен осталось их на всей земле. Гнездятся они в двух местах — в Якутии и в низовьях Оби. В Наур-зумском заповеднике стерхи останавливаются на отдых во время перелетов в Индию.

...Плывут облака над степью, озерами и борами. Летят птицы.

Наурзумский заповедник, Кустанайская область

СЕРГЕИ КОСТЫРКО, наш. спец. корр. Фото автора

АСТРАХАНСКАЯ

ВОЛГ

Подпрыгивая на волнах, катер шел вдоль берегов Волги. Мы спускались от Астрахани вниз по течению. Редкие островки леса исчезли, лишь одинокие ветлы, как бы привстав на оголенных корнях, торчали над пустынными берегами. С отмели равнодушно смотрела белая цапля.

Русло реки ветвилось на множество проток, ниток, образуя сложнейшую водную сеть, покрывшую сотни километров. Дельта Волги... Берега то сходились, нависая над нами стеной тростника, то расширялись, мы выскакивали на простор, и снова катер нырял в узкую щель нитки, сокращая путь к тоне Чкаловская. И когда в очередной раз оказались на широкой глади банки — более мелкого места, по тому, как изменился рокот мотора, я понял, что мы у цели. Катер, делая круг, нацеливался в сторону приткнувшегося к берегу темного куба брандвахты.

На шум мотора из дверей брандвахты показались люди. Фигуры в высоких рыбацких сапогах вырастали перед нами, и я уже различал среди встречающих девушку, а минутой позже мог рассмотреть ее обветренное загорелое лицо; глаза щурились от солнца, губы дрожали от сдерживаемой улыбки. Девушка эта, как я догадался, и была Олей Журавлевой.

Всю предыдущую неделю я провел среди ученых, съехавшихся в Астрахань на выездную сессию нескольких отделений АН СССР. Острая, и, увы, более чем обоснованная тревога за судьбу Волги сквозила в их внешне сухих и бесстрастных сообщениях. С каждым годом возрастает то, что экологи называют «антропогенным воздействием». Около трети населения страны, заметил в своем выступлении академик Л. М. Бре-ховских, проживает в бассейне Волги. Ее водой пользуются бесчисленные города, поселки, села, фабрики и заводы, фермы и гигантские площади орошаемых полей. Естественно, что это не может не сказаться на здоровье реки. И как одну из первоочередных задач ученые назвали задачу — обеспечить на Волге приоритет интересов именно рыбного хозяйства.

Ихтиофауна Волги во многом уникальна. Здесь живут осетры, белуги, стерлядь и севрюга. А ведь природа жестко ограничила на земном шаре и количество мест, где может водиться эта рыба, и возможные размеры их стада. Численность осетров и, скажем, трески или сельди попросту