Вокруг света 1987-02, страница 4

ка, но сама почему-то медлила с выдачей данных на посадку. Комэск Соколов снова запросил у «Лакомки» прогноз, и ему ответили, что неожиданно пришел снежный заряд и, по мнению метеорологов, будет он над аэродромом не менее получаса. Сергей тут же взглянул на топливомер и прикинул: самолеты смогут продержаться в воздухе не более пятнадцати минут.

Пока высота была большой, серая бесформенная пелена у земли в том месте, где должен быть аэродром, не казалась такой неприглядной, чтобы вызвать серьезную тревогу. Но по мере снижения самолетов видимость становилась все хуже.

И Соколов заволновался. Когда решался вопрос, лететь молодым летчикам на север или нет, ему удалось отстоять точку зрения — лететь! И вот теперь выходило, что он слишком много на себя взял, недооценил крутой характер погоды в этих местах. Достаточно ли лейтенанты подготовлены психологически к такому испытанию?

— Я — «Семьсот одиннадцатый»! Всем увеличить дистанцию.— Голос Соколова прозвучал твердо.— Посадка с прямой, заходить, как под шторкой, строго по приборам. Я буду садиться первым.

Теперь все внимательно слушали радиообмен Соколова с руководителем полетов. Вот командир уже на посадочной прямой, подходит к дальнему приводному радиомаяку. «На курсе, на глиссаде» — это помогает земля. Соколов доложил высоту прохода ближнего приводного радиомаяка, и в эфире установилась тишина: все напряженно ждали, когда комэск скажет, что видит посадочную полосу. Наконец под общий вздох облегчения прозвучало: «Полосу наблюдаю, сажусь!»

Потом заходил на посадку следующий, и все слушали его радиообмен, но прежнего напряжения уже не стало. Может, оно несколько прибавилось, когда очередь дошла до молодых летчиков...

Градов садился последним. Он уже подходил к расчетной точке разворота на посадочную прямую, нажал рычаг выпуска шасси, но обнаружил, что не горит зеленая лампочка, сигнализирующая о выходе правой стойки. «Может, просто лампочка перегорела?» — пришла в голову первая мысль, но тут же вспомнился странный, едва заметный толчок в районе правой плоскости, который он ощутил во время взлета. По спине пробежал предательский холодок...

Надо было доложить о случившемся, прежде чем браться за кран аварийного выпуска шасси, хотя очень не хотелось этого делать: обидно было, что именно ему придется стать «неблагополучным» на фоне такой трудной, но все-таки успешной посадки всей эскадрильи. И он нажал аварийный рычаг.

— Я — «Семьсот девятнадцатый». Не выходит правая стойка,— доложил он сдавленным голосом.

— Повторите выпуск! — приказал руководитель полетов.

— Не выходит...

— Выпускайте аварийно!

— Не выходит...

— Наберите высоту, пробуйте выпустить шасси на эволюциях с перегрузкой.

— Вас понял, перехожу в набор,— сказал Градов и бросил настороженный взгляд на топливомер — стрелка была в опасной близости к нулевой отметке.

Сергей выполнял горки и боевые развороты, «поддергивал» машину в момент нажатия рычага, но лампочка упорно не хотела загораться.

— «Семьсот девятнадцатый», я — «Лакомка». Выход в зону катапультирования вам разрешаю.— При этих словах голос руководителя полетов дрогнул. Но он сказал не «приказываю», а «разрешаю», тем самым оставляя право принять окончательное решение за летчиком.

Катапультироваться и бросать машину Градов не собирался и стал сосредоточенно думать, как выполнить посадку без одной стойки шасси. Он знал, что на данном типе истребителя подобный случай был, но тогда в кабине сидел испытатель.

— «Лакомка», я — «Семьсот девятнадцатый». Буду садиться.

Сергей сказал это решительно, твердым, хотя и слегка приглушенным голосом. При этом подумал, что было бы совсем неплохо услышать по радио комэска, с ним как-то спокойнее. И, словно угадав его желание, в эфире появился Соколов.

— Вас понял,— ответил он просто, но в его словах Сергей услышал и одобрение, и поддержку, и надежду на благополучный исход.

Тем временем руки летчика сами вели самолет к посадочной полосе. С потерей высоты Градов вновь окунулся в грязно-серое снеговое облако, только теперь оно уже не казалось таким непроглядным, как прежде. Острота новых, более сильных ощущений напрочь вытеснила все прежние тревоги, о плохой погоде Сергей больше и думать не мог, будто и не было вовсе никаких снеговых зарядов. Он уверенно вел машину к посадочной полосе, и только темное пятнышко незагоревшейся лампочки как магнитом притягивало взгляд: в уголке сознания еще теплилась надежда — вдруг загорится?

При подходе к дальнему приводному радиомаяку Сергей вдруг с удивлением обнаружил, что отчетливо видит посадочную полосу. Снегопад прекратился. Серое облако с рваными клочьями нижней кромки, словно нехотя, отступало кверху. «Опять «метеоретики» перестраховались»,— подумал он с иронией о метеорологах, вспомнив обещанные ими полчаса непогоды. Фактически не прошло и пятнадцати минут. Отметив это про себя, Сергей немало удивился, ему казалось, что прошел по меньшей мере час.

На летном поле Сергей заметил какое-то движение. Присмотревшись,

увидел пожарную машину, «санитарку», мощный тягач. Рядом с машина-^ми толпились люди. По рулежной дорожке туда же спешил юркий «газик». Серая лента бетонки слабо выделялась на снежном фоне, отчетливо были видны только черные росчерки, оставленные колесами садившихся ранее самолетов.

Полоса стремительно приближалась, и мысли Сергея сконцентрировались на одном — как можно точнее, «нежнее» подвести самолет к бетонке, чтобы создать минимальную нагрузку на левую стойку шасси в момент касания бетона. Мозг цепко ухватил советы Соколова, как действовать рулями, чтобы возможно дольше удерживать самолет от сваливания на «безногую» консоль крыла... Сергей сознательно допустил перелет, чтобы при выкатывании за пределы полосы самолет еще в «стоячем» положении наткнулся на амортизатор — огромную сетку-улавливатель, специально установленную за срезом бетонки. Приземлившись на две точки, он не стал спешить с выпуском тормозного парашюта: пока рули сохраняют эффективность, самолет можно удержать от сваливания элеронами, а уж потом использовать и тормозящую силу парашюта.

Только в самом конце пробега, за какой-нибудь десяток метров до амортизатора, истребитель чиркнул правой консолью по снегу, высек искру из лежавшего под ним каменистого грунта и тут же воткнулся в сетку, даже не успев развернуться к ней боком.

Машина была спасена.

— Молодец, Сережа. Дай я тебя расцелую! — крикнул Соколов прямо в эфир, нарушая правила радиосвязи.

Подхваченный сильными руками, Сергей буквально вылетел из кабины. Его обнимали, похлопывали по плечу, ему пожимали руки, а потом принялись качать. Окончательно обескураженный таким вниманием, Сергей даже не пытался сопротивляться, только растерянно улыбался. Про злополучную стойку шасси на какое-то время словно забыли. Напомнил подполковник Соколов. Он каким-то образом уже успел осмотреть самолет, поговорить с инженером.

— Что же вы, лейтенант, не поинтересуетесь, в чем причина вашего приключения? — Это был уже прежний командир эскадрильи, со своей обычной манерой обращения. — Смотрите! — Соколов сунул руку в карман, достал оттуда носовой платок и стал бережно разворачивать его, словно боялся, что спрятанная в нем вещь может улететь. А ее и в самом деле могло унести ветром — подполковник осторожно вынул из платка небольшое перышко, поднял его повыше, чтобы всем было видно.

— Птица?! Утка,— определил по перышку Сергей.— Вот так сюрприз!

— То-то и оно, Градов... Не знала, бедолага, что ты у нас охотник.

Н-ская часть