Вокруг света 1991-07, страница 27

этикета. Так как праздник устраивался в мою честь, я должен был пойти прямо к князю, обнять его и потереть свой нос о его нос, что означало: «Желаю вам всяческого процветания!»¹ Относительно княгини, если она протянет руку, то позволяется к ней приложиться; но предупредили, что это было бы милостью, которую она даровала очень редко, и сделай я это без ее на то позволения, это было бы последним моим деянием перед собственными похоронами.

Судно остановилось в 5-6 метрах от дебаркадера, и я сошел с него среди огня двойной артиллерии. Предупрежденный о протоколе, я не стал отвлекаться ни на г-на Струве, ни на дам: я важно поднимался по ступеням дебаркадера, тогда как князь не менее степенно спускался навстречу. Мы встретились на полпути. Я обнял его и потерся своим носом о его нос, как если бы был калмыком всю мою жизнь. Хвастаюсь не без основания: нос у калмыков в общем-то не является выступающей частью лица. Князь посторонился, чтобы дать мне пройти, затем принял г-на Струве, но без трения носами, а просто пожав руку, после чего обнял сестру, отдавая остальное внимание дамам, которые ее сопровождали.

Как все восточные женщины, калмычки, похоже, не занимают слишком высокое место в социальной иерархии края.

Князь Тюмень был мужчина 30-32 лет, толстоватый, хотя довольно высокий, с очень небольшими руками и ногами. Калмыки всегда на коне, их ноги почти не развиваются и почти одинаковы в длину и ширину. Несмотря на ярко выраженный калмыцкий тип, князь Тюмень даже на взгляд европейца выглядел довольно приятным. С черными гладкими волосами и черной редкосеяной бородой, он производил впечатление человека мощного телом². Когда все сошли на берег, он пошел впереди меня с покрытой головой. На Востоке, как известно, чествовать гостя значит не обнажать головы в его присутствии; евреи даже в синагогах не снимают шапок. От берега до замка было не более двух сотен шагов. Дюжина офицеров в калмыцком наряде с кинжалами, патронташами и саблями, украшенными серебром, стояли по обе стороны дверей, обе половины которых были открыты. Пройдя через множество залов, князь и я, идущий рядом, со слугой вроде мажордома впереди, оказались перед закрытыми дверями. Мажордом легонько стукнул, и они отворились вовнутрь, не показав, кто повернул в петлях обе их половины.

Княгиня сидела как бы на троне; по шестеро справа и слева сидели на пятках дворцовые девушки-фрейлины. Все они были недвижны, подобно статуям в пагоде. Наряд княгини был великолепен и оригинален одновременно: расшитое золотом платье персидской ткани, сверху шелковая туника до колен; туника с вырезом на груди открывала корсаж платья, сплошь расшитый жемчугами и диамантами. Шею княгини закрывал скроенный по мужскому фасону батистовый воротничок, застегнутый спереди на большие жемчужины; голову покрывал колпак четырехугольной формы, верх которого казался сделанным из красных страусиных перьев, а низ был раздвоен вырезом, чтобы не закрывать лба; с одной стороны он доставал до шеи, с другой

1 ^L

¹ «Потереть свой нос о нос» (точнее — обнюхать друг друга) — древняя деталь этикета приветствия у монголоязычных народов (монголов, калмыков, бурят). — Прим.научного ред.

² Княжеский род Тюменей владел землями Хошеутовского улуса Калмыкии. Предок рода князь (по-калмыцки — нойон) Дегжи с супругой и подданными прибыл в Россию из Джунгарии после разгрома в 1758 году китайскими войсками Джунгарского ханства. Попросив подданства, он получил от императрицы Елизаветы Петровны разрешение поселиться в сибирском городе Тюмени. Здесь у нойона родился сын, названный в честь приютившего их города Тюмень Джиргаланом. Вскоре семья нойона перебралась на Волгу, где с начала XVII века уже жило под властью русских царей большое число калмыков. Нойоны Тюмени построили усадьбу и поселение, со временем получившее название сельцо Тюменевка. Представители этого рода известны как незаурядные личности, внесшие вклад в историю своего народа и России в целом. Сын Тю-меня Джиргалана Серебджаб Тюмень командовал калмыцким полком в составе русской армии во время Отечественной войны 1812 года. Его брат Батур-Убаши Тюмень известен как историк и литератор... В родовом имении Тюменей имелась прекрасная библиотека с книгами и рукописями на тибетском, монгольском, ойратском, русском и европейских языках. — Прим.научного ред.

Аленсандр Дюма на тройне.

был поднят до уха, что женщине, которая носит такой головной убор, придает бьющий слегка на эффект и самый кокетливый вид. Поспешим добавить, что княгине едва ли было 20 лет, она была восхитительна со своими глазами, как у китаянки; что ниже носа, который можно было упрекнуть лишь в том, что он недостаточно выделялся на лице, приоткрывались алые губы, скрывающие жемчужины зубов, которые своей белизной могли вогнать в стыд жемчуг ее корсажа. Признаюсь, я нашел ее такой красивой, какой, на наш взгляд, и должна быть калмыцкая княгиня. Возможно, ее красота, близкая красоте по нашим понятиям, ценится в Калмыкии не так, как если бы она больше соответствовала национальному типу. Впрочем, об этом я совсем не думал, исходя из того, что князь очень любит свою жену. Рядом с нею находился одетый в парадный костюм ребенок пяти-шести лет от первого брака князя Тюменя.

Я приблизился к княгине с честным и простым помыслом ее приветствовать, но она протянула для поцелуя маленькую ручку в перчатке из белого кружева без пальцев. Не стоит говорить, что эта совсем нежданная милость переполнила меня радостью. Я почтительно приложился к коричневатой, но пленительно сотворенной ручке, сожалея, что этикет в отношении женщин был другим, нежели в отношении мужчин. Я умирал от нетерпения пожелать княгине Тюмень всяческого благополучия!

На виду у дам, которые следовали за нами, она подня-пась, нежно обняла сестру и по-калмыцки обратилась к нашим спутницам с комплиментом, в переводе князя на русский звучавшим примерно так: в небе вместе восходят и блистают во мраке семь звезд, но вот три женщины, такие же яркие, как семь их небесных соперниц. Не знаю, что ответили дамы, не сомневаюсь, что они нашли метафору, равную этой. Комплимент сказан, княгиня сделала трем дамам знак сесть на софу, а сестру удержала возле себя. Князь остался стоять и обратился к жене с короткой речью: просил ее оказать ему содействие в предстоящих трудах, чтобы достойно принять знатных гостей, посланных Далай-Ламой¹. Княгиня, приветствуя нас поклоном головы, кажется, ответила, что постарается исполнить роль хозяйки как можно лучше и что супругу нужно только приказывать, а она будет повиноваться. Тогда князь повернулся к нам и спросил по-русски, не угодно ли нам послушать Те Deum — молитву, которую он заказал своему главному священнику и которой тот должен будет просить Далай-Ламу распространить на нас сокровища своих милостей. Естественно, мы отвечали, что молебен доставит нам самое большое удовольствие. На это князь отозвался репликой, несомненно, чтобы успокоить:

— Все совершится быстро, и мы немедленно позавтракаем.

¹ Здесь и далее титул далай-ламы А.Дюма употребляет как синоним верховного бога в буддизме, вероятно, по аналогии с Богом-отцом в христианстве. Это в принципе неверно. Буддисты в таком контексте ни имя, ни титул далай-ламы не используют. — Прим. научного ред.

25