Вокруг света 1992-03, страница 29вичей, будь то юноша или мужчина в зрелых годах, ребенок или старик, подстерегает смерть. Все они пленники дикого обычая предков —кровной мести. Были времена, когда эта напасть свирепствовала подобно эпидемии. Ее даже называли красной чумой Черной Горы. «Народ, геройски воевавший против турок, против Наполеона, сам пускал себе кровь, — замечал Владимир Дворникович, рисуя картину первых десятилетий XIX века. — Черная Гора тех поколений являла собой поприще неукротимых инстинктов, пламенных страстей и необузданного своеволия». Кровная месть возникала чаще всего на почве племенной розни. А племенная рознь вспыхивала подобно копне сухого сена на ветру от первой случайной искорки. То ли из-за межи, то ли из-за непо-деленного пастбища, водоема. Вспыхивала из-за кем-то сказанного сгоряча обидного слова. Межплеменную вражду разжигали турки. Разделяя чёрногорцев, они пытались укреплять свою власть над ними. Племя мстило племени, братство—братству, люди убивали людей, которых иногда знать не знали, в глаза не видели. Иногда кровная месть распространялась на всякого мужского представителя племени. По жестоким законам вендетты кровью платят невинные. Кроме того, существует месть кровью. К примеру, кто-то, случайно ли, преднамеренно ли, убивает человека.- Брат или отец убитого, осведомленные, что статьи «око за око, зуб за зуб» в уголовном кодексе нет, присваивают себе функции высшей судебной инстанции и исполнителей приговора. Они убивают убийцу. Или же месть за поруганную честь. В середине семидесятых нашумел один случай, происшедший в Черногории. Крестьянскую девушку на пути из своего села в соседнее повстречал местный парень и изнасиловал. Насильника арестовали^ Был назначен суд. В день слушания-подобных дел милиция тщательно проверяла входящих в зал заседаний, как бы не пронесли оружия. Отец пострадавшей знал об этом. И пронес пистолет накануне, припрятав его за бачок в туалете. На следующее утро приговор был опережен самосудом. Крестьянин подошел к скамье, на которой сидел парень, обесчестивший его дочь, и в упор выстрелил ему в лоб. Самосуд по закону республики карается жестоко. Вершат ли его мужчина или женщина, своими руками или руками наемников... Пережитки патриархально-пле-менного уклада —одна, а темперамент—другая сторона медали кровной мести и мести кровью. «Кровь не вода», — любят говорить черногорцы, часто добавляя: «А брат ство — не репа без корня». Во имя братства кровь проливалась иногда, как вода... Но я расскажу об одном, к великому счастью, не состоявшемся убийстве и могущей последовать за ним кровной мести. Разыгралась драма в маленьком городке. Двое из трех ее участников были моими знакомыми: брат и сестра из интеллигентной черногорской семьи, оба с высшим гуманитарным образованием. Брат, находившийся на временной работе в Швейцарии, приехал навестить мать и сестру и, зайдя в местную Скупщину, повздорил с чиновником из-за пустяка. В пылу ссоры произошел обмен оскорбительными словами. Были свидетели. Чиновник, годами старше, положением солиднее, сказал, что он своего обидчика —«этого пацана» — пристрелит. После ссоры молодой человек благополучно отбыл в Швейцарию и возвратился в родной городок через два года. Проведавший об этом чиновник подкараулил его на перекрестке и среди бела дня открыл по нему стрельбу из пистолета. Молодой человек, убегая, отстреливался. Пуля слегка задела чиновника... Еще года через два сестра молодого человека досказала мне развязку инцидента: — Видите ли, у нас в семье одна мужская голова... Когда это с братом случилось и возникла реальная опасность, что он будет убит, я приобрела пистолет. А кому, кроме меня, вершить месть? Отца и братьев у него нет. Вот я и овладела этим не столь сложным видом оружия. И научилась стрелять не как-нибудь, а без промаха, наверняка. Я счастлива, что все закончилось миром. Но произойди непоправимое, можете не сомневаться, я бы отомстила за бр&та по-мужски. И хотя эта девушка казалась созданием нежным, беззащитным — я ей поверил. Ее решимость вдруг с необычной определенностью прочитал ась в глазах, обозначилась строгими чертами на милом личике, прозвучала металлом в голосе... У черногорцев прежде был такой обычай. Если в семье погибает или умирает последняя «мужская голова», над домом вывешивается черный флаг, мать и жена надевают платки, юбки и кофты черного цвета и носят их всю жизнь, а одна из девушек или женщин дает обет безбрачия, облачается в мужскую одежду, навешивает на пояс оружие. Племя относится к ней как к мужчине. Она наравне с другими мужчинами участвует в сборах, представляет интересы семьи. ...Хорошая, дорогая у Рамазана гармоника. Замечательный слух у парня. Услышит один раз по радио или телевидению песню, которая тронет его сердце, тут же подберет ее на гармонике. — Ему бы учителя, — говорит Ха- сан. — Из него бы получился настоящий музыкант! * — Эх, в музыкальную школу бы мне, >- печально вторит отцу Рамазан. Из дома выходит супруга Хасана Эса. Предлагает гостям напитки, кофе, приглашает остаться на обед. Ей помогает дочка — восемнадцатилетняя Игбала. Утром они вдвоем ходили на базар в Улцинь, продали овощи? фрукты со своего сада и огорода. Женщинам этого дома можно выходить за пределы двора свободно и безбоязненно: на них кровная месть не распространяется. Видят Игбалу парни на селе и в городе. Стали засылать сватов. С дочерьми Хасану и его братьям легче. А вот сыновей женить — проблема. Какая девушка отважится обречь себя на брак с человеком, приговоренным к смерти, родить от него смертника-сына? Младший брат отцовского — Хасанова поколения Ку-чевичей — Мето женился на тридцать седьмом гбду. — Друзья искали мне невесту, — рассказывает Мето. — Долго искали... Отказывали девушки. Оно и понятно... А вот она — Хавае из Шаса — согласилась. Спасибо ей! Жибем мы в любви и ладу, двое детишек у нас родилось. Джеваду полтора года, Севде — три месяца... Сам себя иногда спрашиваю: в чем виноват мой Джевад? Неужели и ему придется жить, не выходя за эту ограду? ...О веревке в доме повешенного, как известно, не говорят. Когда и по чьей вине возникла ссора, а за ней — вражда между двумя семьями и кто первым пролил кровь?.. Чужая душа потемки... В печати сообщалось, что 15 сентября 1965 j-ода Цафо Кучевич убил двух братьев Маридитов — крестьян соседнего села Пистуле. В пылу ли ссоры или мстя за ранее пролитую кровь? Об этом не говорилось. А спросить не , нашлось у кого. Убийца был приговорен к 15 годам заключения. Освободили его досрочно — через 11 лет и три месяца —за прилежный труд и примерное поведение. По закону республики человек получил право на волю. Фактически же заключение для него продолжается. За оградой семейного двора. Не о нем, однако, речь. Цафо совершил преступление. Страшное преступление. Но они — его братья и их дети, большинство из которых и появилось-то на свет после тех двух смертей —в чем и перед кем они виноваты?! Как можно позволить дикой, слепой, фанатичной традиции дамокловым мечом висеть над их невинными головами?! ...У черногорцев существует замечательная традиция — «?ече примирения», где мирятся самые заклятые враги и разрешаются самые давние споры. Хочется верить, что эта традиция окажется самой стойкой у народа лютых скал. |