Вокруг света 1992-11, страница 56

было привязать на шею. Еще мы решили натереть на терке по десять орехов каждому — они помогут утолить голод и жажду. Кажется, у Сантори имелся кожаный бурдюк для вина, которым он никогда не пользовался, и вот Чанг время от времени наведывался в дом охранника с целью спереть его для нас.

Побег был назначен на десять вечера в воскресенье. При полнолунии прилив поднимается на восемь метров, так что Лизетт должна обрушиться на берег со всей своей мощью. В воскресенье Чангу придется кормить свиней одному. Сам я собирался проспать всю субботу и почти все воскресенье. Ведь мы отправляемся в десять, через два часа после начала прилива.

Мешки разойтись не должны. Они были связаны между собой плетеными конопляными веревками и медной проволокой, да еще прошиты толстой морской ниткой. Удалось достать большие мешки, причем скрепили мы их «рот в рот», чтобы орехи не высыпались.

На острове в сухом заброшенном колодце я обнаружил железную трехметровую цепь и переплел ее с веревкой, кроме того, пропустил через звенья болт — на тот случай, если не станет сил держаться, и тогда можно будет приковать себя к мешкам. К тому же это даст возможность вздремнуть, не опасаясь свалиться в воду и потерять плот. Если же сами мешки перевернутся, вода сразу разбудит меня, и я постараюсь выправить положение.

— Осталось всего три дня, Папийон.

Мы сидели на скамейке Дрейфуса и любовались Лизетт.

— Да, Сильвен, всего три дня. Думаю, все пройдет удачно. А ты?

— Уверен, Папийон. Уже в четверг вечером, в крайнем случае в пятницу к утру будем в джунглях. А там — ищи-свищи!

Чанг должен был натереть нам по десять орехов. Нужный нам лагерь находился к востоку от Куру, значит, придется идти только по утрам, ориентируясь по солнцу, чтобы не сбиться с пути.

— Сантори в понедельник утром будет как зверь! — заявил Чанг.— Моя до три часа дня не скажет ему, что твоя и Папийон сбежал, пока стража обедает.

— А почему бы тебе не прибежать к нему с криком, что нас смыло волной во время рыбалки?

— Нет. Моя не хочет проблема. Моя скажет: «Шеф, Папийон и Сильвен не пришла сегодня на работа. И моя одна кормила свиней».

Ни больше ни меньше, вот так.

ПОБЕГ С ОСТРОВА ДЬЯВОЛА

Воскресенье, семь вечера. Я только что проснулся. Заставил себя проспать с самого утра. Луна поднимется только в девять. И на дворе было совсем темно, лишь несколько звездочек горело на небе. Огромные дождевые облака быстро бежали над нашими головами. Мы только что вышли из барака. Хотя по ночам выходить запрещалось, мы частенько отправлялись на рыбалку или просто побродить по острову именно к ночи, так что в глазах других в этом поступке не было ничего подозрительного.

Мимо проскользнул юноша со своим любовником — огромным жирным арабом. Наверняка занимались любовью в каком-нибудь укромном местечке. Я видел, как они отодвигают задвижку, чтобы войти в барак, и подумал, что, должно быть, араб, постоянно имеющий под рукой мальчика, которого можно трахать по два-три раза на дню, чувствовал себя на седьмом небе. Для него возможность удовлетворять свои сексуальные потребности превратила тюрьму в сущий рай. То же самое, без сомнения, относилось и к его «подружке». Пареньку было года двадцать три, от силы — двадцать пять. Тело уже потеряло юношескую свежесть и прелесть. Днем он упорно торчал в тени, чтобы сохранить молочную белизну кожи, но, увы, уже мало походил на юного Адониса. И все же здесь, в заключении, он мог позволить себе иметь любовников в количестве, о коем не смел бы и мечтать на воле. Помимо постоянного хахаля — араба, ему наносили визиты и разовые клиенты. Такса — двадцать пять франков, как у любой шлюхи с бульвара Ро-шешуар на Монмартре. И он не только удовольствие получал, но и обеспечивал себе со своим «мужем» вполне при

личное существование. Такие, как он, его клиенты и прочие подобные им типы, попав на каторгу, жили только одним — сексом.

Так что прокурор, уверенный, что осуждает их на суровое наказание, глубоко заблуждался: для них каторга превращалась в сплошной праздник. Дверь тихо затворилась, мы с Чангом и Сильвеном вновь остались одни.

— Пошли! — И мы быстро зашагали к северной оконечности острова.

И вот два плота извлечены из пещеры. При этом мы все трое промокли до нитки. Ветер дул с моря с характерным для штормовой погоды завыванием. Сильвен и Чанг помогли мне втащить плот на вершину скалы. В последний момент я решил приковаться правым запястьем к цепи с веревками, обматывающими мешки,— испугался, вдруг они вырвутся из рук и меня отнесет в сторону. Сильвен с помощью Чанга вскарабкался на скалу напротив. Луна стояла высоко, и все вокруг было прекрасно освещено.

Я обвязал голову полотенцем. Начался отсчет шести первых волн. Еще несколько минут... Чанг вернулся, обнял меня за шею и поцеловал. Он собирался растянуться на камне плашмя и, образуя некий противовес, удерживать меня за щиколотки, чтобы я смог устоять под напором разбивающейся о скалы Лизетт.

— Еще одна! Последняя! — прокричал Сильвен.— И вперед!

Он стоял, загораживая телом свой плот, чтобы его не унесло раньше времени. Я занял такую же позицию, к тому же меня крепко-накрепко держал Чанг — в возбуждении китаец не замечал, что ногти его глубоко вонзаются в мою плоть.

Вот наконец настал и черед Лизетт. Она поднялась, высокая, как гора, и разбилась о две скалы с характерным для нее гулким громом.

Я рванулся вперед на долю секунды раньше моего товарища. Сильвен нырнул следом, и нас на двух плотах бок о бок вынесло в открытое море.

Меньше чем за пять минут мы оказались в трехстах метрах от берега. Сильвен все никак не мог вскарабкаться на плот, я же оседлал свой в две минуты. Чанг бросился к скамейке Дрейфуса и теперь махал белой тряпкой в знак прощания. Минут за пять нас вынесло из опасной зоны, где формировались волны, идущие затем к острову Дьявола. Там, где мы оказались, они были куда длиннее, почти без пены и шли так ровно, что мы, казалось, слились с ними — нас ничуть не швыряло и не качало, а плоты не пытались перевернуться. Мы медленно поднимались и опускались вместе с огромными валами, перемещавшимися от острова в открытый океан,— как раз в это время был отлив.

Оказавшись на гребне одной из них, я повернул голову вправо и в последний раз заметил белый платок Чанга.

Сильвен находился невдалеке — метров на пятьдесят дальше в море. Он несколько раз поднимал руку и махал, выражая свою радость и торжество по поводу удавшегося побега.

Ночь прошла спокойно, я четко ощущал любое изменение в направлении течения. Одно из них вынесло нас в море, другое — подталкивало вперед, к материку.

Над горизонтом поднялось солнце — шесть часов утра. Мы находились слишком низко на воде, чтобы видеть берег. Но я понимал, что теперь мы уже далеко отошли от островов, поскольку солнце хоть и освещало вершины гор, прорисовывались они неотчетливо, даже нельзя было различить, три их там или больше. Все сливалось перед глазами в сплошную дымчатую массу. Ладно, сделал я вывод, раз не видно, сколько там вершин, значит, мы отошли минимум на тридцать километров от берега.

И тут я рассмеялся от внезапно нахлынувшего чувства счастья и торжества. А что, если попытаться сесть? Тогда ветер будет подталкивать в спину и плот понесет еще быстрее.

Так я и поступил. Разомкнул цепь и обвязал ее вокруг пояса. Болт был хорошо смазан, и завинтить гайку оказалось несложно. Затем я поднял руки вверх, чтобы ветер высушил их, ведь я собирался выкурить сигарету. Я курил, глубоко затягиваясь и медленно выпуская дым. Страх прошел. Словами невозможно передать, какая резь и боль скрутила мне живот в момент прыжка со скалы и мучила меня еще

54