Вокруг света 1993-05, страница 61

ски его ненавидеть. И ведь все произошло днем в самом центре парка. Как видишь, весьма странно и воистину необычно.

— Эй, босс, куколка и старик — это они?

— Да, давай, шустри!

Филдс открыл дверцу машины и бросился к статуе Рузвельта, возвышавшейся перед входом в музей. Стоя за пьедесталом, он мог незаметно дождаться, пока полицейские спустятся вниз. Они двигались быстро. Вплотную за ними шел, скрестив перед собой руки и немного сутулясь, третий человек. Их манера идти что-то смутно ему напоминала. Внезапно Филдс понял: точно так ходили парни под огнем во Вьетнаме.

Они приближались. Он уже слышал, как хрустит у них под ногами снег. Филдс внезапно выскочил из-за укрытия и нацелил объектив. Яркая вспышка взорвала скудость послеполуденного освещения. В ее свете было видно, как три силуэта неожиданно подскочили. Он даже не успел сообразить, что к чему, как старикан уже держал в руке револьвер. Женщина также уже целилась в его сторону. Все дальнейшее, казалось, происходило, как в замедленной съемке и напоминало начало атаки на войне. Вы уже втянуты в действие, и события видятся вне всякой связи друг с другом. Затем все застывает, обычно в самом пике напряжения: слух раздирают воющие снаряды. Люди вырисовываются как китайские тени на фоне буйно подсвеченного неба. Кругом крики, дым... «Боже, у них оружие, а у меня всего лишь фотоаппарат!»

Он видел, как промелькнуло еще что-то, и услышал, как рявкнул револьвер пожилого полицейского.

— Не стреляйте!

Но оружие, изрыгая пламя, прогремело вновь. Пронзительно закричал сопровождавший полицейских высокий мужчина. В дело вступила женщина. Выстрелы сотрясали ей руку, она палила, не переставая. А там, на заснеженной поляне, возникла неясная черная масса, удиравшая с быстротой молнии... за ней другая. Они стреляли по ним, а не по нему, Филдсу. Внезапно все трое кинулись к машине Сэма.

— Быстро, за нами! — прокричала ему, обернувшись, женщина.— Иначе пропадешь!

Рич не заставил просить себя дважды. Он ласточкой влетел на заднее сиденье прямо на колени Бекки. Она захлопнула дверцу и освободилась из-под фотографа.

— Ходу! — прокричал старикан —Жми на всю железку!

Но Сэм и не думал трогаться с места, а развернулся лицом

к инспектору, который вкатился на сиденье рядом.

— Это что еще за дерьмовщина? — смешно взвизгнул он.

Уилсон сунул ему под нос револьвер.

— Живо заводи тачку, не то разнесу башку,— прорычал он.

Сэм проворно вклинился в движение. Какое-то время он и Рич молчали.

— В одного попали,— заявила Бекки.

— Но не насмерть,— уточнил Уилсон.

Бекки повернулась к Ричу, который сидел рядом с ней, находясь под большим впечатлением от исходившего от нее терпкого запаха духов и горячего прикосновения ее бедра.

— Спасибо,— сказала она.— Без вас нам была бы крышка.

— Что все-таки произошло? — дрожащим тоном осведомился Сэм.

— Ничего,— ответил Уилсон.— Совсем ничего. Ваш придурок вывел нас из себя своей «вспышкой».

— Послушайте, Уилсон. Да расскажите вы им все,— попытался высказать свое мнение Фергюсон.

— А вы, доктор, закройте рот,—сурово оборвала его Бекки.— Предоставьте это дело мне. Нам пресса ни к чему. Причину мы вам уже объяснили.

Уилсон повернулся назад. Его лицо неузнаваемо изменилось, как будто он надел маску.

— Если вокруг этой истории пойдут слухи,— сказал он,— на нас тут же можно ставить крест! Нет, дорогой мой, доказательств, а без них нас объявят свихнувшимися. Хотите знать, что произойдет? Эти коровьи лепешки из штаб-квар-тиры выставят нас на пенсию под предлогом некомпетентности. Объявят нас недоумками. А представляете, что по

следует за этим? Ну, конечно же, вы и сами это знаете! Эти твари-ублюдки нас живо прищучат!

Он засмеялся, скорее зубоскаля. Затем отвернулся и стал смотреть вперед. Фергюсон уставился ему в спину.

— Подбросьте нас до угла 115-й и 88-й улиц,—сказала Бекки,— и держитесь как можно дальше от парка. Следуйте по Колумбус, затем по 57-й.

— И раскочегарьте этот чертов драндулет,—отрывисто добавил Уилсон.— Вы же тертый репортер, значит, должны уметь водить машину,— он сухо и устало булькнул коротким смешком.

— Что ты наплетешь в отчете об израсходованных патронах? — спросил он у Бекки.

— Все якобы произошло нечаянно, когда чистила оружие. При этом трижды выстрелила.

Уилсон покачал головой.

— Черт вас всех побери, да объясните же наконец, что происходит? — взорвался Сэм — Поймите, именно я имею право на информацию. Я, единственный из всех журналистов в этом городе, оказался достаточно хитроумным, чтобы понять, что ключ к тайне —в ваших руках. Все остальные недотепы штурмуют штаб-квартиру полиции, дожидаясь заявления комиссара. Скажите мне хотя бы, что случилось с Эвансом. Я даже не интересуюсь тем, что только что произошло на моих глазах.

Пока он говорил, Бекки наклонилась вперед. Уилсон отвечать был не в состоянии.

— Эванс был убит. Если бы мы знали чуть больше, то давно бы уже арестовали виновного.

— Ну, тогда эта стрельба была просто так, ради потехи. Да, умора с вами обоими. Никогда еще я не видел копа, так мгновенно выхватывающего револьвер и открывающего пальбу всего лишь из-за собаки. Если это и на самом деле так, то это дерьмо, а не информация!

— Конечно, а то как же! Лучше помалкивайте, пожалуйста, и продолжайте вести машину.

— С гражданином так не обращаются.

— А вы не гражданин, вы репортер. В этом вся разница.

— И в чем именно?

Бекки не ответила. Пока шла перебранка, Фергюсон сидел неподвижно, прижавшись к ней и отодвинувшись как можно дальше от дверцы, почти к середине сиденья. Сэм заметил, что Уилсон держался точно так же. Он готов был поклясться, что оба опасались, как бы что-то не вспрыгнуло им на загривок из-за стекол... хотя те были наглухо закрыты.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Проклятая вспышка света! Вожак стаи —его они звали «Старшой» — подстерегал добычу, лежа за оградой, отделявшей лужайку от главной лестницы музея. Он притаился там потому, что, по его расчетам, обе жертвы, вероятнее всего, выйдут именно через эту дверь. На его долю выпала опасная, трудная и даже в чем-то печальная задача. Охотиться на людей было главным смыслом жизни его сородичей, но в создавшихся сейчас условиях, вынуждавших его убивать молодое и полное жизни существо, он задумался над своей ролью в этом мире. Его дети воспринимали человечество лишь как пищу для себя, но многолетний опыт убедил его в том, что человек тоже мыслит и любуется красотами Земли. Он, как и они, тоже имел свой язык, прошлое, будущее. Но понимание этого обстоятельства ни в чем не умаляло его потребности — назовем ее постоянной тягой — убивать и пожирать свои жертвы. Всякий раз при виде человека он по привычке немедленно примерялся к нему. Он любил это ощущение: челюсти с хрустом входят в тело, по горлу струится теплая кровь. С тех пор, как Старшой перебрался в город, он наслаждался дурманом запахов. Его стая жила припеваючи, так как обосновалась в густонаселенном районе. Ему нравилось это состояние изобилия, которого он добился нелегкой ценой. Когда-то в молодости главарь их прежней стаи предпочитал изолированную жизнь в сельской местности. Ни одному члену другого клана и в голову не пришло бы польститься на лоскутную территорию этого старого труса. Члены его стаи гибли зимой, прятались летом, постоянно держались начеку из-за боязни быть раскрытыми.