Вокруг света 1995-04, страница 82

рез некоторое время они перестали смеяться: этому, очевидно, способствовали наше возросшее умение и молодой аппетит. Потом они стали угощать только избранных.

Палочки теперь сами ложились в руку. Так уж получилось, что Ту провел в Москве времени гораздо больше, чем средний вьетнамский студент. То уезжая на родину, то вновь возвращаясь, он прошел через все этапы научной карьеры и окончательно покинул Москву доктором наук.

Искренне восхищаясь его кулинарным искусством, я попросил его научить и меня. Тем, чему я научился, я надеюсь поделиться с читателями нашего журнала хотя и не сейчас: не об этом разговор. Освоив искусство Ту, я стал угощать своих друзей и близких, а также детей вьетнамскими обедами. Они были вполне по карману молодому специалисту: посудите сами, в какой другой кухне 1\$ожно накормить четырех человек сто пятьюдесятью граммами дешевого мяса, тремя луковицами и тремя морковками? И, конечно, горсткой риса. Да так еще, что все остаются довольными.

Но при этом я ставил одно условие: только палочками! Ты с ума сошел, говорили мне, дай что-нибудь человеческое, хоть чайную ложку. Что это за обед журавля с лисицей!

Мой метод обучения прост и суров. Когда вы голодны, и вид блюд веселит глаза, а запах нос, но рядом с вами ничего, кроме палочек, вам ничего не остается, как научиться.

Дети это освоили просто и естественно. Потом у них родились свои дети, а те овладевали палочками одновременно с вилкой и ножом. И глядя на малышку, орудующую палочками не хуже внуков Шэн Цзянпина и Ле Суан Ту, я испытываю чувство глубокого удовлетворения. Интересно, умеют ли маленькие Ае и Шэн пользоваться европейскими приборами? Во всяком случае, всем им, надеюсь, не будет казаться единственно «человеческим» свое, привычное.

Кстати, девочку Ксению мы учили так, как посоветовал наш дорогой учитель Ту. Когда ей и ее закадычному сотрапезнику мальчику Косте было лет по четыре-пять, мы устроили соревнование. Перед детьми поставили по две пиалы, в одной лежало десять фасолин, и нужно было палочками переложить их в пустую. Следя друг за другом, дети взяли в руки палочки и — первая же фасолина от спешки выскочила у обоих. А потом пошло. Свойственная мне объективность не позволяет сообщить, кто победил. Осталось научить их готовить, но для этого время еще есть.

И вообще за азиатским обедом мы помним слова уважаемого Ту и соблюдаем семь его указаний, данные им, когда он неоднократно руководил нами на месте.

Дорогой учитель Ту говорил:

1. Когда берешь из общего блюда, переверни палочки обратным концом.

2. Никогда не показывай, что ты голоден: ешь медленно, смакуя, как бы показывая хозяевам, что против

ЩИ АпГрв ль 19 9 5

таких яств не устоит и сытый. (Если в себе не уверен, поешь перед выходом из дому.)

3. Попробуй всего понемногу, потом сочетай самые разные блюда: горькое со сладким, горячее с холодным.

4. Веди при этом учтивую беседу. Очень вежливо вспомнить стихи древних поэтов, приличествующие случаю.

5. Не забывай во время еды отпивать маленький глоток чая: он очищает рот и создает приятное настроение.

6. Помни, что суп — такое же блюдо, как и все остальные, у вьетнамцев его подают среди прочих кушаний; китайцы же считают нужным завершить им обед, — не удивляйся этому; всякий обычай заслуживает почтения.

7. Не вздумай, когда в конце обеда тебе положат рису, коснуться его: это значит, что ты голоден, и воспитанные люди тут же подадут весь обед снова. Вежливый человек с любезной улыбкой положит палочки поперек пиалы.

(7а. Тут вежливому и воспитанному человеку надлежит легко рыгнуть, подтверждая свою сытость, но в специфических условиях Европы этот совет неприменим, и мы приводим его на тот случай, если кто-нибудь из читателей отправится в Восточную Азию.)

Мы следуем мысли: «Учиться у уважаемого Ту, следовать «семи хорошо» дорогого учителя Ту!» Этот путь — правильный путь.

СВЕТ УЧЕНИЯ

Однажды Ту позвонил мне в страшном волнении: в Москву прилетала его жена Ха, а он, засидевшись в лаборатории, не успел приготовить обеда к встрече.

— Значит, так, — взволнованно говорил Ту, — я купил мяса и курицу, но мне не успеть в аэропорт. А девочек никого нет — ни Бить, ни Нгы. Можешь ты приготовить что-нибудь простое: сау, мен-тао, а? Где все лежит, знаешь. За два часа справишься.

Я был польщен. Такое предложение свидетельствовало, по меньшей мере, о признании моих кулинарных способностей и доверии со стороны безусловного авторитета, каким был в моих глазах Ту. Я согласился. Но — в лучших конфуцианских традициях — просил быть ко мне снисходительным, не судить строго и больно не наказывать.

ВОКРУГ СВЕТА 1

— Только рису захвати, но сам его не вари, — обрадовался Ту. — Ключ в 70-й квартире.

Когда супруги появились, я приветствовал их с должным смирением. В отличие от русской жены, Ха не стала подавать советов и критиковать все, сделанное мною, а также и общий порядок в квартире. Но ненавязчиво не позволила мне носить с кухни на стол.

Обед прошел прекрасно. Я ел с большим удовольствием.

Когда мы прощались, Ха очень благодарила меня. Она сказала, что теперь ей будет спокойнее, когда она знает, как я забочусь о ее одиноком в Москве и заброшенном муже. Она часто с грустью думала о том, что он вечно сидит голодный. Теперь эта печаль с нее снята.

Не успел я ответить, что лучшим во мне я обязан Ту, как она с ласковой улыбкой пояснила причину своих волнений.

— Ведь он же, бедняжка, ничего не умеет. Даже чаю заварить...

Так и не знаю до сих: может, это была вьетнамская вежливость?

СТРАХИ ДОКТОРА КРИШН АМУРТИ

То, что я рассказал выше, при всем разнообразии имеет одну общую черту: взгляд на разные привычки и обычаи с нашей, европейской точки зрения. Но, наверное, наши манеры кажутся странноватыми — а то и не очень приличными — людям других культур? Несомненно, но как узнать их точку зрения? Ведь даже самые экзотические чужеземцы, с которыми нам приходилось встречаться, получили европейское воспитание, или хотя бы образование. Да и свойственная восточным (особенно) людям деликатность не дозволяет им делать свои замечания в наш адрес. (Этот недостаток деликатности у себя европейцы обычно почитают искренностью).

Поэтому с благодарностью я вспоминаю доктора Кришнамурти, нашего врача в Индии. Тот завтракал с нами редко (обычно вставал пораньше), но пользовался только ложкой. Решив, что застенчивый доктор стесняется взять полный прибор, я положил ему вилку. Доктор тихо поблагодарил, но вилку не взял. Я не стал приставать с расспросами.

Но доктор Кришнамурти сам решил расставить точки над «Ъ>. Он подождал, пока мы останемся одни.

— Спасибо вам, — сказал доктор, — но не стоило беспокоиться.

— Что вы, доктор, — добродушно отвечал я. — Я подумал, что вам неудобно.

— Нет, нет, — живо возразил Кришнамурти, и румянец пробился сквозь его черный загар. — Я знаю, что это такое, в университетской в столовой я видел эти вилки. Но я никогда не пользуюсь ими.

— Кастовый запрет? — бестактно спросил я с профессиональным интересом.

— Что вы, — смущенно сказал Кришнамурти, — никакого запрета. Просто мне все время кажется, что я .проткну себе язык...