Вокруг света 1995-06, страница 40

ней, постоянно спотыкаясь, падая, ползя на четвереньках и вновь вставая. И каждое усилие отнимало остатки сил.

Последние метры я буквально катился по тропинке на дно долины. Пройдя затем до гробницы Тутанхамона, я вскарабкался на другой склон, что едва не доконало меня, и оказался около сторожки. В полном изнеможении, опустившись на крыльце на колени и не в состоянии издать ни звука, я колотил кулаками в деревянную дверь, пока не разбудил сторожей.

Мне повезло, что они были арабами, — европейцы могли дать мне вдоволь напиться и этим наверняка убили бы меня. Но арабы просто омыли мне лицо и губы, зная, как обращаться с человеком, найденным в пустыне и умирающим от жажды. Один из них положил в чашку горстку свежих фиников, добавил немного воды, размял их в жидкую кашицу и заставил меня проглотить ее крохотными порциями. Когда я справился с этим, мне позволили выпить несколько капель эвианской воды, взятой из запасов археологов. Только после этого боль в желудке слегка утихла, и я мгновенно заснул.

Когда я проснулся, за окном ярко светило солнце. Я лежал на низкой кровати, обнаженный и завернутый в одеяла. Я смутно помнил, как ночью сторожа сняли с меня одежду и обтерли измученное тело смоченной в воде губкой. Я пошевелился, и сидевший на полу араб встал и дал мне воды. Затем он вышел и вскоре вернулся с пожилым англичанином.

Первым делом посетитель спросил, кто я и как оказался в таком состоянии, но я смог лишь прохрипеть свое имя. В любом случае, мне нужно было время, чтобы обдумать, что же рассказывать.

— Хорошо, старина, — дружелюбно сказал он. — Не надо сейчас говорить.

И, взяв из рук араба чашку с чем-то, напоминающим творог со сливками, принялся кормить меня.

— Вы почувствуете себя лучше, когда проглотите это, — продолжал он, — это лябди забади, свернувшееся козье молоко, пища, легкая для желудка и содержащая огромное количество витаминов. Самые мудрые из арабов едят его каждый вечер в месяц Рамадан, когда постятся от восхода до заката солнца, в то время как простые феллахи половину ночи занимаются обжорством.

Он дал мне еще воды и оставил спать.

Проснулся я только поздно вечером. Арабов в комнате не было, и я мог спокойно состряпать небылицу, удовлетворившую бы их любопытство. Я знал, что, если скажу правду, Уне будет предъявлено обвинение в покушении на убийство, но, несмотря на все выпавшие на мою долю страдания, я не был готов к этому.

И когда английский археолог вновь посетил меня, я сказал ему, что тремя днями раньше вместе с Уной посетил долину и в последнюю минуту решил отказаться от участия в экспедиции, отправлявшейся в тот же день. Мне не захотелось самому разговаривать со своими товарищами, и я попросил Уну сделать это. Мы расстались на тропе, ведущей через холмы в Дейр-эль-Бахри, и условились, что я вернусь в Луксор, когда участники экспедиции уже уедут. Сидя на вершине скалы, я заскучал и отправился исследовать заинтересовавший меня овраг, находившийся в нескольких милях. Но прежде чем я успел вернуться на тропинку к Дейр-эль-Бахри, меня застигла ночь, я сбился с пути, проблуждал свыше двух с половиной суток без пищи и воды и лишь на третью ночь, при последнем издыхании, вернулся в Долину Царей.

Такая история покрывала все непредвиденные случайности, и археолог с готовностью проглотил ее. Затем он спросил, собираюсь ли я вечером возвращаться в Луксор, и, после утвердительного ответа, пошел договариваться о моей отправке.

Одеваясь, я размышлял, заметил ли он, что под жилетом на мне нет никакого нижнего белья. Относительно арабов, раздевавших меня, можно было не беспокоиться: для них вообще не имело значения количество предметов одежды. Рано или поздно рубашка, кальсоны и шляпа, оставшиеся в гробнице, конечно же, будут обнаружены, и это заставит их задуматься. Но к тому моменту я уже буду в пустыне с Бельвилями, за сотни миль от Луксора.

Швейцар «Зимнего Дворца» при моем появлении впал буквально в шок: сторожа, как могли, почистили мою одежду, но все равно она была невообразимо грязна и разорвана во многих местах после моих кувырканий в погребальной камере и бесчисленных падений на пути в долину. А когда я взглянул на себя в зеркало, то увидел человека, постаревшего на десять лет: с огромными темными кругами под глазами, ввалившимися щеками и запавшими висками. Неудивительно, что швейцар был так изумлен.

Я спросил о своей комнате, но мне ответили, что в отеле создалось впечатление, будто я уехал четыре ночи назад, — и это подтвердило мои предположения относительно тактики Уны. Управляющий получил телеграмму — якобы за моей подписью, с просьбой собрать мой багаж и передать его горничной Уны, чтобы она взяла его в Каир вместе с багажом своей госпожи. Я не отрицал и не подтверждал отправления телеграммы, но просил как можно скорее устроить меня, и, видя, в каком я состоянии, меня проводили в номер, не вдаваясь в выяснение подробностей.

Я проспал почти весь день и к вечеру чувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы осилить хороший обед, после чего опять завалился спать.

К следующему утру прошло уже около двух с половиной суток с момента моего спасения, — почти столько же, сколько я провел в гробнице. Большую часть времени я спал, и мои силы понемногу

восстанавливались, круги под глазами исчезли, и, сбрив пятидневную щетину, я увидел, что выгляжу почти нормально. Единственный костюм был отнесен в починку, почищен и отутюжен, и в нем вполне можно было выйти за покупками. Швейцар уже достал мне рубашку, галстук и нижнее белье, поскольку благодаря «заботам» горничной Уны, я лишился всего своего гардероба.

Сильвия и Бельвили, как и было условлено, уехали пять ночей назад, и прежде, чем они успеют углубиться далеко в пустыню, можно попробовать догнать их на самолете. Деньги у меня были, и в аэропорту Луксора я нанял для поисков небольшой четырехместный самолет. Пилот, молодой араб, похоже, знал свое дело. Мы взяли курс на юго-запад вдоль берега реки, затем повернули на запад, и, оставив позади Ливийские холмы, оказались над пустыней. Еще через час с небольшим под крылом потянулись плодородные земли Великого оазиса Харга, с запада и востока ограниченные морем желтых песков.

Он тянется почти на двести миль с севера на юг и в одном месте достигает сорока миль в ширину. Там много деревень и два довольно больших города: Берис, в центре, и на севере — Аль-Харга, даже соединенный с долиной Нила железной дорогой, используемой для перевозки фиников — главного средства существования жителей оазиса.

Мы приземлились около Аль-Харги, хотя я мало надеялсй найти там Бельвилей. В Сахаре путешествуют медленно, и поиск проводников мог обернуться многочисленными задержками, но я думал, что моим друзьям хватит шести дней для всех необходимых приготовлений.

Выяснилось, что экспедиция покинула Аль-Харгу три дня тому назад и отправилась по караванной тропе в сторону оазиса Дахла, не столь крупного, как Великий оазис, но не уступающего площадью графству Дорсет в Англии.

Через час мы вновь были в воздухе и к полудню приземлились в самом центре оазиса, у города Мут. Мы вновь навели справки, и нам сообщили, что Бельвили отбыли только вчера. Пролетев затем до северной границы оазиса, мы сели около маленького поселения Каср Дахла, но оказалось, что экспедиция покинула его сегодня рано утром.

Зная, что Бельвили не могли намного обогнать нас, я убедил пилота отправиться на поиски, и мы полетели над безжизненными ничейными просторами Африки. Я надеялся, что мы без труда заметим караван с воздуха, но в середине дня они наверняка остановились переждать жару, а на столь неровной местности не так-то просто различить неподвижный объект.

Более часа мы кружили над пустыней, снижаясь над каждым вади — безводным руслом высохшей реки — в надежде наткнуться на их стоянку. Наконец в узком ущелье мы заметили в тени скал автомашины и натянутые тенты.

Самолет приземлился на ровном участке песка, примерно в двух милях от них, и спешивший пилот помог мне выгрузить багаж. Нас заметили — в бинокль я увидел, как Гарри и Амин заторопились к нам. Я распрощался с пилотом и пошел навстречу бежавшим друзьям. Как только они приблизились на расстояние, позволявшее в странно одетом человеке узнать меня, они разразились криками радости и удивления и возбужденно замахали руками. Амин вернулся на стоянку за носильщиками, а я, оставшись с Гарри, сказал ему, что Уна заманила меня в ловушку, из которой я чудом выбрался, но подробности пообещал сообщить позже.

Кларисса была неподдельно рада мне, а Сильвия язвительно заметила, что я выгляжу так, словно несколько дней провел в обществе вампира.

Грузовики и легковые автомобили с огромными баллонами на колесах оказались куда более подходящими для путешествия в пустыне, чем гусеничные тракторы.

Однако мы продвигались очень медленно, так как о движении прямо по компасу не могло быть и речи. Чтобы преодолеть каждую милю, приходилось высылать вперед людей для разведки. Иногда путь преграждали гряды низких холмов, и караван отправлялся в длинные объезды. Бывало, какая-нибудь машина застревала в зыбучих песках, и приходилось раскатывать перед ней сорокафутовые полосы брезента, поверх которых укладывались для сцепления доски. Машину привязывали тросом к одному из грузовиков, который и выдергивал ее из песка. Если колеса увязали слишком глубоко, их приходилось откапывать лопатами.

Существует особая техника передвижения по пустыне, и мы специально подобрали водителей, знакомых с ней. Суть ее — в следовании вдоль русел вади, при необходимости меняя их, но стараясь придерживаться заданного направления. Однако и на дне вади ровные участки желтого песка крайне обманчивы. Их следует избегать всеми способами, и водителю приходится двигаться вдоль по склону. Автомобиль идет с большим креном, постоянно рискуя опрокинуться. Плюс беспрерывные толчки и удары, поскольку в пустыне нет и намека на дороги. Более неудобный и утомительный вид передвижения трудно себе представить.

Перед заходом солнца мы встали на стоянку.

После ужина я поведал своим друзьям о печальных событиях, помешавших мне отправиться вместе с ними из Луксора, и в завершение сказал, что очень рад вновь оказаться в их обществе. Как я и предполагал, Уна послала телеграмму за моей подписью с сообщением, что в последнюю минуту я решил отказаться от участия в экспедиции и возвращаюсь в Каир.

Сильвия выглядела очень пристыженной и сказала, что с удовольствием превратила бы Уну в медную статую, вонзив в нее

I ВОКРУГ СВЕТА Июнь 1995