Вокруг света 1995-07, страница 12

пает с ним в разговор, обильно подкрепляя слова мимикой и жестами. Обоим явно не хватает словарного запаса. Время от времени обе переговаривающиеся стороны доводят краткий смысл сказанного до «соплеменников». Так мы узнали, что эта яно-мамская деревня — своего рода форпост на границе индейских земель. Бразильцы не часто бывают в этом глухом месте. Самые долгожданные гости — миссионеры, они привозят лекарства, одежду, железные ножи, мачете, огромные (до полутора метров в диаметре) сковороды для обжаривания маниоки. Изредка появляются представители ФУНАИ — государственной службы защиты индейцев. Кстати, перед отплытием из Манауса мы побывали в штаб-квартире этой организации, где узнали трагическую новость о том, что недавно в один из районов Национального парка Де-Неблино вторглись гаримпейрос — бразильские золотоискатели и что в борьбе с ними погибло несколько сот индейцев. В конце концов яномами все же удалось изгнать вторгшиеся на их земли хорошо вооруженные отряды. Однако нас предупредили, что в результате последних событий общение с яномамскими племенами, даже не участвовавшими в военных действиях, дело отнюдь не безопасное...

Пока все, кажется, идет нормально, на лицах индейцев наконец появляются улыбки. Многие подходят к нашим лодкам — они явно произвели на них впечатление. Луки из грозного оружия превратились в товар для обмена. Вымениваем на веревки и материю три лука со стрелами. Лук изготовлен из черного как смоль, плотного и необыкновенно упругого дерева, стрелы — из какой-то разновидности бамбука; они необычайно легкие, на одном конце — костяной или деревянный наконечник, на другом — темное оперение. Тетива искусно сплетена из растительных волокон, но на большинстве луков она синтетическая — так прочнее и надежнее. Как нам рассказал Антонио, индеец, знавший по-португальски, даже у племен, никогда не вступавших в контакт с современной цивилизацией, все чаще можно встретить тетиву из капрона. Это — продукт обмена с жителями приграничных деревень, вроде той, где мы сейчас находились. Кстати, тут же уточню: Антонио, конечно же, не индейское имя, настоящие свои имена яномами тщательно скрывают от пришлых По индейскому поверью, человек, узнавший твое имя, при желании может легко наслать на тебя порчу. Поэтому индейцы в общении с внешним миром называют себя библейскими именами, которыми их окрестили миссионеры.

Антонио показывает нам свое искусство стрельбы из лука — выпускает стрелу, она взмывает далеко ввысь. Затем передает лук Хижняку — теперь ты, мол, покажи, на что способен. Индейцы, которых к этому времени стало заметно больше, внимательно следят за ними. И вообще, происходящее уже напоминает импровизированное спортивное состязание. Анатолий, вероятно, тоже почувствовав это, делает красивый жест — передает лук мне.

Ощущение глупейшее! Антонио и я оказываемся посредине живого круга, образованного коричневыми телами мужчин и женщин. И в центре

всеобщего внимания — мы, пятеро пришельцев в защитного цвета одежде, с дурацкими ухмылками на лицах. У меня в руках двухметровый лук и такой же длины стрела. Судорожно вспоминаю, когда последний раз держал в руках лук. Вспомнил: в четвертом классе. Изумительно! Хорошо еще, что в небо — а если бы в мишень? Стрела выскальзывает из пальцев — того и гляди упадет. Раздается смех. Понемногу вхожу в азарт. Крепко зажав между пальцами стрелу, медленно натягиваю тетиву, направив деревянный наконечник в ослепительно голубое небо. Что-то сейчас будет! В общем, одно из двух: либо сломаю эту палку, хоть она и чертовски упругая, либо... Нуда Бог с ним, со всем, не корову же, в конце концов, проигрываю. Черный лук сгибается в дугу, слышится слабый треск — но пальцы уже послушно разжались, и стрела с резким свистом уходит в небо. И скоро скрывается из вида. Зрители, придя в легкое замешательство от увиденного, тотчас бросаются врассыпную. Каждый индеец думает, что стрела, падая обратно, попадет точно в него. Я вскидываю голову — и, успев разглядеть мчащуюся вниз стрелу, отскакиваю в сторону. Летящая с долгим, протяжным свистом стрела, достигнув земли, вонзается в плотный песок сантиметров на двадцать. Похоже, наша взяла.

Ну что же, начало знакомству положено — нас приглашают в деревню. Пройдя по тропе через довольно плотный кустарник и небольшую банановую плантацию, выходим на вытоптанную площадку. Посередине стоит огромная шатро образная хижина-деревня молока. С некоторым трепетом заходим внутрь. После яркого света глаза не сразу привыкают к полумраку. В круглое помещение метров тридцати в диаметре свет проникает только через центральное отверстие в конической, покрытой пальмовыми листьями крыше и дверной проем. Пол — утрамбованная земля. В центре молоки пусто, а вдоль стен на столбах, поддерживающих кровлю, развешаны гамаки. В некоторых из них сидят индейцы, их глаза внимательно следят за нами. Гамаки располагаются как бы группами; каждая из групп принадлежит отдельной семье. Между гамаками разложены костры. Молока не имеет внутри перегородок — это одно огромное помещение, в котором могут жить до восьмидесяти человек. У стен стоят луки и духовые трубки, предназначенные для стрельбы отравленными стрелами...

Со времени высадки мы не успели снять ни одного кадра — боялись разорвать тоненькую, едва-едва обозначившуюся нить, связавшую нас с индейцами этого яномамского племени, которые, как выяснилось, называли себя журикабо. Потом мы не раз сожалели, что вовремя не воспользовались ни фотоаппаратом, ни видеокамерой. Но было уже поздно. Удача отвернулась от нас так же внезапно, как и улыбнулась нам.

Снаружи послышался шум — и мы, в сопровождении Антонио, поспешили к выходу из молоки.

давид

То, что обстановка изменилась, было заметно сразу. Выйдя наружу, мы оказались в полукольце воинов. Чуть

Барселусский причал. Рыбаки возвращаются только под вечер, с богатым уловом.

Жительница Барселуса, — молодая метиска, за привычным, повседневным занятием.

Окраины порта. Отсюда, собственно, и началось наше путешествие.

ВОКРУГ СВЕТА Июль 1 9 » 5