Юный Натуралист 1991-11, страница 49

Юный Натуралист 1991-11, страница 49

47

Дальше, в степь, сын почему-то отказался идти. Сказал, что лучше побродит в роще, послушает птиц, понаблюдает за муравьями, поищет норку крота. Я махнул рукой, мол, как знаешь, только не уходи, жди здесь.

А сам, одержимый «третьей охотой», решительно ступил в «волны» травяного моря. Высокое, сочное, росяное — вчера только прошумел благодатный ливень. Сапоги сразу сделались мокрыми, тяжелыми. Жаль, небогатым оказался мой улов — до обеда «взял» всего-навсего десятка полтора шампиньонов, тугих, как теннисные мячики.

Вернулся на околицу. Думал, сын утомился ждать, устал, проголодался, а он довольно улыбается и спрашивает:

— Много ли грибов?

— Где там!— Я нехотя поднял полиэтиленовый пакет к солнцу.

— Ерунда, - говорит сын.— Зря ноги бил,—И показывает на расстеленную на траве куртку. Чудеса!

Куртка буквально «пузырилась» от грибов. Я поднял один, повертел так и этак. Крупненький, размером с пиалушку. Что за гриб? Шляпка каштанового цвета, мягкая, дрябловатая.

— Где набрал-то?

— Там, на старом дереве.— Сын указал в сторону тополиной рощи.

— Грибы? На дереве?— Я почувствовал легкий укол зависти в сердце.— Уж не ядовитые ли? Может, лучше выбросим?

Но сын наотрез отказался расстаться с богатой добычей. Сговорились на том, что покажем грибы первому встречному грибнику. Им оказался, конечно же, вездесущий Юсуф, возвращавшийся с охоты. Юсуфу было достаточно одного взгляда на коричневую «пиалушку».

— Хороший гриб. Из коры растет. Называется «вешенка».

— Молодец!—Досадливое чувство сменилось радостью за сына, его удачливость.

Утро следующего дня мы встретили, разумеется, в тополиной роще. И «вешенка» не обманула наших ожиданий.

На первом же дереве красовался целый «букетище» этих необычных грибов. А когда срезали грибы — ножки были очень крепкими — и взвесили,1 от удивления открыли рты. Потянуло аж на целых три килограмма! И потом, в последующие весны, тополиная плантация

щедро открывала перед нами свои грибные кладовые.

БЕСПОКОЙНАЯ НОЧЬ. Проселочной дорогой возвращаюсь с вечернего клева. Позади тает шум быстробегущей речки. Таким желанным после знойного летнего дня сквозняком тянет с гор. Проходя люцерником, замечаю копну сена. До поселка еще далековато, а ночлег — да еще какой!— вот он, прямо под рукой. Дома волноваться не будут — привыкли к моим длительным отлучкам.

Уснул я быстро, как в детстве. Проснулся за полночь — холодок гулял в рукавах куртки. Первым побуждением было зарыться поглубже в сено. Я уже пополз внутрь копны, как вдруг... Пронзительный, резкий звук разорвал тишину ночи. Кошка? Но откуда? Я открыл глаза. Сова! Ночная птица упорно кружила над моей копной. Немигающие янтарные глаза как будто искали кого-то. Еще и еще раз сова спикировала на мое убежище, каждый раз сопровождая маневр яростным угрожающим криком. Стало жутковато. В голову полезли всякие приметы, связанные с этой полуночной птицей. А птица продолжала кружить. Мое сонное настроение мгновенно улетучилось. Еле дождавшись рассвета, я отправился досыпать домой.

Объездчик Низам повстречался мне уже у края кукурузного поля. Я, конечно, рассказал ему о сове, не дававшей мне спать. И чего она невзлюбила меня?

— А за что ей тебя любить?— ответил Низам.— Ты ей здорово жизнь подпортил. В сене полно мышей. Сова прилетела мышковать, а там человек.

ЕЖЕВИЧНЫЕ ДНИ. В августе небо над горами густо-синее. Но и туманы на светлозорье из лощин плывут легкие, голубоватые.

Сегодня утром вышел по воду к роднику и остановился, застыл зачарованный. У ног сиял-переливался лоскуток синего неба.

Не удержался, окунул ладонь. Вода обожгла синей прохладой.

А в полдень возле дома повстречался мне Юлчи — сынишка местного тракториста. Глазенки поблескивают, щеки и губы синие. Словно чернилами измазаны. Хотя до первого школьного звонка еще далековато.

—-ч Откуда ты такой... синий?—удивился я.

— Ежевика поспела!—объявил Юлчи