Костёр 1964-03, страница 25

зов. — У Флита второе штрафное. Кто автор музыки «Пер Понт»?

Грин промолчал. Флит заработал очко.

— Что такое киви?

На этот раз промолчал Андрюша. Грин получил очко. Он знал, что киви — австралийская бескрылая птица.

Грин нервничал. Теперь он не пропускал ни одного вопроса и почти всякий раз ошибался.

— Что такое фейхоа? — спросил Морозов.

Грин понял, что погиб. Фейхоа — это, конечно, нечто китайское. Оно могло быть и обычаем, и оружием, и цветком. Флит что-то нашептывал Тарасову. Фейхоа? А может быть это птица? Синяя, с оранжевым гребнем и красной грудью. Брюшко у нее отливает зеленым, а глаза желтые, с черными стрельчатыми ободками. Фейхоа? Конечно, это птица. Она прилетает вечерами, когда все укладываются спать и по земле бродят только очень счастливые и несчастные люди. Птица. Фейхоа не поет, а выговаривает плавный мягкий звук. Сначала очень чистое, высокое, фей; а

потом приглушенное, как вздох, хо-а. Вздох подхватывает эхо, и люди слышат — это доброе, как пожелание спокойной ночи: хо-а.

— Морозов, слушай! — Грин наклонился к судье и рассказал о своей птице.

— Грин правильно ответил?— спросил Флит.

— Да, правильно. Фейхоа — это южное растение, с очень вкусными плодами.

— Я тоже ответил правильно, — сказал Флит. — Мы каждое лето ездим в Сухуми и во дворе у нашего хозяина растет три дерева.

— Я на юге не был, — сказал Грин. — Н не надо подачек. Я выдумал какую-то чушь.

Он встал с постели.

— Слушай, Флит, я не буду тебя трогать. А теперь слушайте вы.

— Не надо, Грин, — сказал Флит. — Ведь это была игра.

— Конечно, Грин, брось. — Морозов взял его за плечи, — расскажи-ка лучше про свою птицу.

— Я проиграл. И нечего миндальничать. Если вам неприятно, заткните уши. Я дурак и главный неуч зимнего лагеря.

Глава седьмая

Александр Сергеевич проснулся часа за два до подъема. За окном дремала ночь. Неожиданно из самого сгустка тьмы выдвинулся неясный белый столб света. Пораженный, Александр Сергеевич осторожно вылез из-под одеяла и, неслышно ступая босыми ногами по холодному полу, подошел к окну. Свет не исчезал. И вдруг Александр Сергеевич догадался— светом была высокая прямая береза, росшая у самой изгороди.

Он оделся и вышел на улицу. Опять выпал снег. Его отсветы лежали на гладких стволах осин. Светало. Хитро посмотрев на близорукие заспанные окна дачи, вожатый разбежался и покатился на ногах по запорошенной скользкой дорожке.

— Вот как надо, суслики!

Он шагнул было обратно к воротам, но вдруг увидел на дороге Грина. Тот шел, запрокинув голову и разведя руки в стороны. Александр Сергеевич вспомнил, что в детстве тоже любил такой способ" передвижения. Шагая вот так,

почти не чувствуешь ног, словно ты не идешь, а тебя несет странная сила. Александр Сергеевич хотел незаметно войти в ворота, но Грин увидел его и остановился:

— Александр Сергеевич, — сказал он, — а это опять я.

— Не знаю точно: ты или не ты, но что-то очень похожее, — усмехнулся вожатый и ушел в дачу.

Грин растерялся. Почему Александр Сергеевич не спросил, откуда он взялся в такую рань? Может быть, он не хотел услышать ложь? А ведь я действительно бы начал врать. Грин

почувствовал отвращение к самому себе. * * *

В лагере ждали шахматного мастера. Лида и Морозов бродили около клуба, оживленно беседуя. Грин пришел в игротеку и забился в угол. В комнату заглянул Александр Сергеевич.

21