Костёр 1967-04, страница 11
Воздух дрожал от слитного, незатихающего гула голосов. На высокой глиняной суфе, где по вечерам таджики ужинают и пьют чай, стоял трехлетний оголец в короткой, до пупа, сорочке. Сложив ладони трубой и выпятив пузо, мальчишка гудел как паровоз. Видимо, делал он это из чувства солидарности к старшим. Олим немедленно прекратил весь этот ба зар. Он поднял руку, как семафор, и, покрывая все голоса своим деловым, административным басом, прокричал: — Тохта! 1 Я привел сюда Александра Ивановича. Он сделает все. Я его знаю! Мгновенье — и все притихло вокруг. Все эти тюбетейки, памнрские шапочки и пестрые платки обернулись как по команде. Что они хотели? Чего ждали они от меня? ЭТО I» Ы Л О В ЗАПОРОЖЬЕ... Олим не зря приташил меня на край города. Тут, в крохотной кибитке Муслимы, остановились сибирский мальчишка Игнат и его мать Ольга Павловна. Как и почему они сюда попали, это целая история. Олим познакомился с Игнатом и Ольгой Павловной на привокзальной площади. У Олима там знакомый чистильщик сапог Ишмат Тошматов. У этого известного в Дюшамбе мастера Олим практиковался чистить сапоги и раскрашивать в разные цвета ботинки и сандалеты. Трудно сказать, что потянуло Олима к щеткам и ваксе. Возможно, его смутили пятаки, которые перепадали от клиентов, а возможно, им руководили более возвышенные и гуманные цели. Но скорее всего, Олима удерживала возле низенького замызганного ящичка его веселая и общительная натура. Деревянный ящик познакомил Олима с интересными людьми. Олим чистил ичиги па-мирских скотоводов, драил тупоносые ботинки приезжих моряков, приводил в порядок облупившиеся сапоги кулябских геологов. На приеме у Олима были министры, академики и даже отчаянный джигит Мукум Султанов, который поймал бандита Ибрагима-бека. Олим чистил сапоги какому-то клиенту и вдруг увидел на площади низенькую худощавую женщину с крестьянским узелком волос на затылке и мальчишку лет тринадцати, в черном лохматом костюме. В руке женщины была тощая авоська с промасленным свертком и пустой кефирной бутылкой. Мальчишка держал самодельный чемодан с острыми углами и большим замком на петле. Мальчишку в лохматом костюме и женщину с авоськой никто не встречал. Они стояли посреди площади, смущенно и растерянно поглядывая по сторонам. Городу не было никакого дела до этих людей. Он жил сам по себе, они — сами по себе. Олиму Турдывалиеву стало стыдно за свой город. Олим бросил щетки, вытер керосиновой тряпкой перепачканные ваксой руки и по мчался к приезжим. Подбежал, приложил, как должно, правую ладонь к сердцу и поклонился. — Салом алейкум! «Салом алейкум» знают везде, даже на полюсе холода, в Оймяконе. Женщина улыбнулась Олиму усталой улыбкой и ответила: — Здравствуй, мальчик. Хорошее настроение Олима чуть-чуть не испортил мальчишка в черном лохматом костюме. Он схватил свой чемодан двумя руками и спрятал за спину. Видимо, он не верил ни Олиму, ни его милой улыбке. Олим не стал лезть в пузырь. — Между прочим, — сказал Олим, — я вижу, вам негде жить. Вы не бойтесь... Поехали со мной. Хоб? 2 Женщина стала поспешно благодарить Олима. Поправила узелок волос на затылке и {'собралась было идти, но мальчишка не троуул-» ся с места. Глаза его потемнели, возле рта прорезалась острая короткая морщинка. —- Давай, однако, проходи, — сказал он Олиму. — Нечего тут. Другой на месте Олима бросил бы все и ушел, но Олим не такой. У него имелись свои принципы. Он сделал вид, будто даже не заметил мальчишку. — Между прочим, вон наш троллейбус,— сказал Олим женщине. — Это как раз к нашему дому. Поехали. Подкатил троллейбус. Олим почти насильно затолкал туда гостей. При всем том Олим был удивительно вежлив. Лишь в троллейбусе, когда под гулким ребристым полом уже зашуршали шины, Олим наступил мальчишке на ногу, чтобы он не забывался и в следующий раз знал, с кем имеет дело. Так Олим познакомился с сибирским мальчишкой Игнатом и его матерью Ольгой Павловной. Так привез их в большой шумный двор на окраине Дюшамбе. Квартира, где жил Олим, его мать и отец. ') Тохта — довольно, хватит! 2) Хоб — хорошо, ладно. 2 «Костер» № 4 |
