Костёр 1972-01, страница 13ка еще гость, пускай он лучше идет в село и там найдет себе друзей-приятелей. — К той хате иди, — показала она на большой из красного кирпича дом. — Ха-а-роший там хлопчик живет. Батька его на ферме работает. Трунов по фамилии. Ну такый хлопчик гарный! Та чого ж ты стоишь? Ах ты ж, боже ж мий! Та йды ж ты, я тоби говорю! Тетка Василиса столкнула Ваняту с крыльца, проводила его взглядом до самой дороги и снова пошла в огород к брошенным грядкам. Хорошего хлопчика, о котором говорила тетка Василиса, Ванята увидел возле кирпичного дома. Он щелкал семечки, сплевывал шелуху и смотрел на приближавшегося Ваняту. Мальчишка был в длинных брюках и белой, застегнутой на все пуговицы рубашке. Через щеку его тянулась пухлая марлевая повязка. Ванята в жизни ни с кем не знакомился. В селе, где он родился, все давно знали друг друга и росли рядышком, как тополя при столбовой дороге. Из всей этой церемонии Ванята четко представлял себе лишь одно — не следует идти первому на сближенье. Он прошагал мимо мальчишки с повязкой, бросив лишь равнодушный, полный достоинства рзгляд. Все получилось как по нотам. Мальчишка, у которого, вероятно, тоже были свои взгляды и принципы, не утерпел. Он удивленно вытянул шею и крикнул вслед Ваняте: — Эй, ты, иди сюда! Ванята остановился. Мальчишка подождал минуту и сделал два небольших осторожных шажка. Ванята подумал и тоже сделал навстречу мальчишке два шага. Ровно два — и ни капли больше. Так они и шли друг к другу, как идут к трудной и опасной черте опытные хитроумные дипломаты. Последние два шага сделал мальчишка с повязкой. — Ты чего это? — недовольно спросил он.— Идешь и.., — А ты чего? — Чего-чегоГ Зачевокал! Тебя как зовут? — Ванята. — А меня Сашка Трунов. Дружить будем? Ванята слегка пожал плечами. — Как хочешь... — Тогда пошли в избу. Там познакомимся. Сашка взял Ваняту за руку и повел в дом. — Ты только со мной дружи, — добавил он. — С другими дружить не надо. Ну их к чертям. Правда? — Это почему? — Так... тут такие люди!.. Ваньку Сотника знаешь? — Какого? — Ну того... на станцию за вами ездил. — Сашка огорченно покрутил головой, видимо, вспомнил что-то и добавил: — С ним в первую очередь не дружи. Кашалот! Сашка привел Ваняту в большую чистую горницу. На стенке возле блестящей кровати отливал синими и красными цветами большой ковер и прямо на нем висел портрет какого-то очень угрюмого бородатого деда. Сашка усадил гостя на диван, а сам между тем содрал со своей щеки марлевую повязку, скомкал ее и без сожаления бросил на подоконник. — А как же зуб? Вместо ответа Сашка сложил пальцы в горстку, надул щеку и пощелкал по тугой и звонкой, будто на барабане, коже. — Телят фермских пасть посылали, — сказал он. — Я им что — пастух, правда? Ванята почувствовал себя как-то неуютно в этом большом незнакомом доме. Со стенки, не сводя с него злых колючих глаз, смотрел бородатый дед. Казалось, сейчас он раздвинет рот, поднатужится и крикнет на всю избу: «А ну, мети отселя, прохиндей!» — Кто это? — стараясь не смотреть на бородача, вполголоса спросил Ванята. — Это дед Егор, — важно сказал Сашка.— Не слышал про него? Ванята смутился. Ему не хотелось показывать перед новым знакомым свою серость и темноту. Может, это и в самом деле какой-нибудь известный и ценный дед! — Это мой прадед, — строго и назидательно объяснил Сашка. — Личный портрет его в музее висит. Это копия с оригинала. Ясно тебе? — Ну, ясно... — Это был самый бедный дед в селе, — добавил Сашка. — У него только соха была, телега, жеребенок и двое лаптей. Правнук деда Егора прищурил глаза и выразительно, будто доклад по бумажке, продекламировал: — Это, товарищи, портрет Егора Васильевича Дороха, безлошадного крестьянина, движимое и недвижимое имущество которого оценивалось в тридцать два рубля шестнадцать копеек. Он является типичным представителем мрачной эпохи, для которой было характерно... Докладчик запнулся, беспомощно похлопал глазами и добавил, теперь уже от себя: — Классный был дед! Скоро фотограф приедет. Портрет с меня сымать будет! — А ты тут при чем? — Как при чем? — удивился Сашка. — Дед вон как жил, а я вон как живу — и телевизор, и ковер... Отец сказал, когда вырасту— мотоцикл купит. С люлькой... Сашка Трунов ждал одобрения. На лице его застыло выражение скорбной меланхолии © |