Костёр 1972-01, страница 6— Тебе завидно, так ты и не веришь, — добавил он. — Если не веришь, сам у председателя спроси. В избе он сидит, с матерью разговаривает. .. Гриша Самохин, которого называли Козлом за его упрямство, поверил Ваняте. Он как-то грустно посмотрел на Ваняту и вздохнул. Ваняте от этого взгляда и этого вздоха тоже стало грустно и даже немного жаль драчливого, но все-таки верного друга. — Я же не сам -хочу уезжать, — виновато сказал он. — Это мать хочет... Гриша долго молчал, по лицу его было видно, как мучительно собирался он с мыслями. Наконец он отвернул клапан кармана своей рыжей вельветки, ковырнул что-то ногтем и подал Ваняте серебряный крючок с крохотным круглым ушком для лески. — Бери, — сказал он. — У меня целых два. На марки у Ермолая выменял... Ванята хотел отказаться от подарка. Ему было жаль лишать друга ценной вещи. Там, куда они поедут, возможно, даже нет речки. Ванята искоса поглядывал на крючок и все больше понимал значение щедрой жертвы. Они давно дружили с Гришей, но просто так ничего друг другу не давали. Наоборот, Гриша даже пытался обжулить Ваняту и всучить ему при случае какую-нибудь чепуху. Серебряный крючок с круглым ушком и острой тонкой зазубринкой лежал у Гриши на ладони. Ванята не брал подарка. Гриша по-своему понял, какие сомненья копошатся сейчас в голове друга. Он помялся и, стараясь не глядеть на Ваняту, сказал: — Ты бери. Я за так даю. Ты ж меня знаешь! Гриша в самом деле не жалел крючка. Даже бровью не повел, когда Ванята стал прикалывать его к подкладке замасленной, как у тракториста, кепки. — На щуку крючок пускай, — посоветовал он. — Такой крючок для нее — первое дело. Таких крючков вообще не найдешь. Я, если хочешь... Гриша не закончил мысли и умолк. На лоб одна за другой выбежали и застыли три крутые, похожие ка птиц при взлете, полоски. Молчал и Ванята . Друзья поняли все, до самой последней капли. Они были смущены и подавлены открывшейся вдруг им тяжестью и значительностью предстоящих событий. По улице прошумел грузовик с нестругаными досками в кузове. На этом грузовике колхозники ездили на базар и на станцию, которая лежала где-то за темной полоской леса. Гриша проводил взглядом машину и спросил: — Куда едете-то? — Не знаю, — сознался Ванята. — Мать пока не сказала. Далеко, в общем... Гриша пожевал губами, подумал и совсем тихо, как будто бы только для себя, сказал: — Жаль! В этом коротеньком слове было столько тоски, что у Ваняты все перевернулось в душе. — А мне, думаешь, не жаль! — сказал он.— Мне, может, еще жальчей! Приятели постояли еще немного и, не сговариваясь, пошли по улице. Все тут было как раньше: тополя у дороги, которые они сажали всей школой, клуб с чистой цинковой крышей, магазин с высоким дощатым крыльцом. За селом мерцала на быстрине юркая, заросшая по берегам тусклыми вербами река Углянка. Ванята поглядел на эту реку и вспомнил, как в прошлом году поймал там огромную щуку. Он нес рыбину на плече, и хвост ее доставал почти до самой земли. Ванята хотел напомнить Грише про щуку, но посмотрел на озабоченное лицо друга и отвел глаза в сторону. Возможно, в эту минуту Гриша тоже думал о речке, где они пропадали с Ванятой до самых звезд, о зеленой зубастой щуке, которая попалась в прошлом году на крючок друга, о драках, которые неизвестно отчего возникали между ними почти каждый день. Гриша тронул Ваняту за плечо и тихо сказал ему: — Ты попроси свою матерь. Скажи «не надо уезжать» — и все! Взрослые — они тоже понимают... Ладно? Глаза мальчишек встретились. Ванята решительно надвинул на лоб кепку и отправился домой. Хорошо, когда на свете есть друг и этот друг может дать тебе ценный совет. И, в конце концов, совсем не важно, если он сгоряча обзовет тебя мочалкой и треснет по затылку. Чтоб вы сгорели! Ванята пришел в избу и там увидел пасечника Егорышева. Это был совсем старый старик. Сухое загорелое лицо его состояло из одних морщин — глубоких, будто шрамы. Его-рышев никогда не являлся к Пузыревым с пустыми руками. Приносил Ваняте ломтики сото вого меда, хрустящее яблоко или конфету в обертке. Станет у порога, посмотрит на Ваняту узеньким глазом, в котором прячется карий огонек, и скажет своему любимцу: — А ну распахивай рот! О |