Костёр 1977-01, страница 39

— Пусть! Пусть ухну! Так мне, дураку, и надо, — перестал плакать Митя и вдруг изо всех сил дрыгнул ногой, сошвырнул один валенок, сошвырнул второй, стянул с плеч и бросил пальто и, медленно переступая по льду в толстых вязаных носках с розовыми дырками на пятках, стал подходить к лошади.

Саша подобрал Митино пальто, да так с пальто в руках и стоял, растерянно смотрел, что будет дальше.

А Митя пригнулся, напружинился и прыгнул. Он упал животом на Зорькину спину, Зорька присела. Митины руки и ноги оказались в воде. Но Митя так и остался лежать поперек лошади и стал распутывать руками в бурлящем потоке широкий чересседельник, завязанный вокруг оглобли.

— Упадешь, — пробормотал Саша, а Митя

уже распутал чересседельник, развернулся на спине лошади, сел на нее верхом и, обняв за дрожащую мокрую, но теплую шею, опять опустил руку по самое плечо в ледяную воду и начал *шарить по Зорькиной груди, по низу хомута — искать ремешок супони.

Зорька сразу поняла, что к ней пришла помощь. Не рвалась, не ржала, а только тихо, протяжно йостанывала.

Ремешок супони раскис, разбух. Митя на ощупь тянул его, рвал ногтями. Рука от холода немела, рубаха с этой стороны намокла до самого ворота, но вот ремешок подался, клешни хомута разомкнулись.

Зорька дернулась, яркая, расписная дуга вылетела, и ладно, Митя успел вцепиться в жесткую конскую гриву, а то упал бы вслед за дугой в темный поток.

34