Костёр 1982-03, страница 4

поселке остановилось строительство, из-за того, что не хватает бруса.

Он осмотрел свои запасы. Продуктов не ахти. Но имелась аптечка с димедролом, аспирином и баночкой меда.

Бобров сунул остатки хлеба в рюкзак и обошел вокруг вездехода: стальная кабина треснула, переднее стекло разбито, пальцы на трактах гусениц изжеваны. Конечно, после маршрута по скалам надо бы в ремонт...

Он отвернулся от проторенной им колеи, ведущей в поселок, и посмотрел вниз.

Горный поток набирал на склоне силу и, ворочая валуны, с ревом скатывался вниз, врезался в ледяное поле — искристую прохладную наледь с бесконечными ручейками на поверхности. Он расчленял толщу льда на отдельные, словно сахарные, глыбы высотой с двух- трехэтажный дом. Между ними висели ледяные мосты. Где еще мощные, где уже источенные водой.

Дорога была рискованной. Но по берегу, в обход, совершенно не пройти — каменные зубья торчали, словно надолбы.

— За мной по ручью не ходи, — сердито крикнул оленю Бобров. — Утонешь! Берегом иди, по льду.

Закрывая дверцу, Бобров успел заметить, как олень отпрянул от потока.

Вездеход нырнул под радугу, в водяную пыль, тут же напоролся на валун, со скре

жетом отлетел в сторону и понесся в пене и брызгах, как катер.

Сахарные берега враз стали высокими. В глубине ледяного поля было сумрачно, вода гудела с утробным клекотом. Вездеход нырнул под ледяной мост, с лязгом ударил в одну, в другую стену, помчался, как в трубе.

Через несколько километров ледяные берега стали ниже, и Бобров выехал из потока в лиственничный лесок.

Олень был уже тут, бока его тяжело вздымались. Он положил голову на гусеницу и свесил язык на бок.

За лесочком начиналась Черная марь — непроходимое весной болото.

Где-то здесь тянулся зимник, по которому прошел десант к сопке Горбатой.

Олень поднял голову, поймал носом струю воздуха и направился по ней. Удивленный Бобров двинулся следом. Они прошли по краю наледи, где старые лиственницы выходили прямо изо льда, повернули на марь и там, среди чахлых, черных елочек и березок Бобров увидел недавний след

вездехода..

Они пошли по следу в месиве из травы, торфа и снежной каши. Вот и сама машина — темное пятно в коричневой жиже. Талая вода уже подобралась к люку на крыше кабины и тоненькой струйкой потекла внутрь. В кабине валялась меховая рукавица, потерянная при поспешном бег

стве. В картонных коробках разбухали от воды макароны.

Бобров вспорол ножом брезентовый верх кузова и увидел ящики с консервами. Отыскал в кабинё проволоку, подцепил один ящик и вытащил наружу. Взвалив ящик на спину, пошел с ним по мари. На глубоком месте можно пройти только по кочкам, пожухлые головы которых торчат из воды. Ступил на одну, другую... Длинная, больше метра, кочка изогнулась, Бобров пошатнулся, и тяжелый ящик потащил его вбок. Он ухватился за единственную ветку тоненькой, как нитка, березки. Ветка с сухим треском обломилась, и, упав в коричневую воду, Бобров провалился прямо по грудь, и жижа стала засасывать его, ящик тащил вниз. Пришлось откинуть голову назад, чтобы вода не затекала в рот.

— Олешка, сюда!.. Хлеба... — захрипел он.

Олень послушно подошел, остановился рядом, ожидая хлеб. Глаза у него были огромные, влажные, и в них Бобров увидел вечную, непонятную человеку печаль.

Разыскивая хлеб, олень опустил голову. Бобров тотчас выпростал из воды руку и ухватился за теплые, будто покрытые бархатом, рожки.

Олень не ожидал такого коварства, стремясь освободиться, он испуганно потряс головой. Но Бобров держал крепко.

Ноги оленя тоже стали погружаться в воду, но широкие

2