Костёр 1990-04, страница 11

Костёр 1990-04, страница 11

7

Шли к остановке. Почти бежали — ветер в спину. Кир Ваныч Лешку в провожатые выбрал. Лешка молчал, учитель говорил объяснялся.

— Я ведь уверен был,— говорил Кир,— что в кладовке агеевская клюшка. Я ведь, когда увидел ваш протокол допроса Тимофея Степановича, когда прочитал, что жена с ним в школе была, сразу и подумал: Варвара Прохоровна клюшку взяла. Вы-то не знали, что баба Варя жена Тимофея Степановича. Я про нее, Леш, сразу вспомнил, как клюшка пропала. Десять лет они с Тимофеем в школе работают, и десять лет Варвара Прохоровна цветы поливает да рыбок кормит. Понимаешь, Леш, почти каждый день утром или вечером. Учителя меняются, ученики, а баба Варя всегда... поливает да кормит. Вы забудете, а она — нет. Но болезнь ее меня с толку сбила. Два месяца ведь баба Варя болеет. А как прочитал в вашем протоколе — сразу понял. Задержался разок, проверил: точно, так и есть, приходит баба Варя по ночам за живностью своей ухаживать. Я Тимофея спросил: не видел ли он клюшку? А он'мне: стоит, говорит, в кладовке. Ну вот, все и сошлось. Понимаешь, Леш, совпадение какое!

Кир робко заглядывал Лешке в глаза из-за поднятого воротника пальто, виноватым себя чувствовал.

— Чего ж сами клюшку из кладовки не взяли? — спросил Кабанов.

Кир Ваныч подумал немножко и признался:

— Хотел, чтоб вы сами все до конца довели. Уж больно хорошо расследовали,— польстил.— Очень хотел, чтоб вы сами нашли.

Из переулка вышли, ветер сильней засвистел.

— Не вышли из нас сыщики,— сказал Кир.

— А где клюшка-то? — спросил Лешка.

Кир вдруг остановился, забормотал непонятное:

— Где клюшка? Да, значит, у него клюшка. Ох, старый дурак, ничего не понял. Больше некому.

Повернулся к Кабанову, объявил:

— Вот так, Леш, не поеду я нынче домой, в гости пойду — здесь недалеко.

Развернулся и обратно пошел. Сгорбился, бочком семенит — от ветра прикрывается. Первый раз Лешка понял: старый Кир.

Повернул Лешка к дому. Смотрит: стоят в переулке трое. Агея сразу узнал, двое других — незнакомые. Агей слов на ветер не бросает. Лешка бежать собрался: отчего-то Тимохины слова вспомнил: если все на тебя — никакой прием не поможет.

Дома мама долго ахала, примочки прикладывала. Приговаривала: чувствовала — случилось что-то. Записка Лешкина странная, сам Лешка, чувствовала, странный стал. А Лешка молчал. Он маму знает: покричит и успокоится. Обойдется.

Не обошлось. С самого утра события завихрились. А через пару часов все и кончилось. Или — только началось? Как посмотреть. Если лишь клюшку эту злополучную иметь в виду — то кончилось. Если что-то иное, поважнее...

В общем, прямо с первого урока Кабанова к завучу вызвали. Старшая вожатая Лариса, как под конвоем, в кабинет Веры Петровны отвела. А там, кроме Веры, мама и Кир Ваныч. Когда Лешка вошел, Вера Петровна говорила. Покосилась на Лешку, но продолжала, к Киру обращалась:

— Если игра кончается расколом в классе и выбитыми зубами, это уже не игра.

Кир только вздохнул. Лешка его таким еще не видел. Тахий, сидит вздыхает. Лешка на маму сердито посмотрел, сказал:

— Никаких зубов не выбито.

Вера Петровна оборвала:

— Ас тобой мы еще побеседуем.

— Нечего со мной беседовать,— крикнул Лешка и вышел.

Сам испугался своей злости. На всех злой был: на маму, на Кира, на Веру Петровну, на Агея, даже на Тимоху.

Следом Кир выскочил.

— Ты что, ты куда?

— Да никуда я, в класс пойду.

В класс вернулся. Друзья виновато смотрят. А что виноватиться? Добрик через стол перегнулся: ну что, Леш? Лешка молчит. Злость распирает. Помнит: двое держали, а Агей отмачивал. Ну ничего. Это над Тимохой он издевался, слова в ответ не слышал. А тут...

Лешка оглянулся н*а Агея. Тот ухмыльнулся. И Крутиков с улыбочкой — значит: уже в курсе.

И в этот момент перед Лешкиным носом письмо шлепнулось. Словно с потолка упало. В конверте. На конверте написано: Алексею Кабанову. Лешка огляделся: сзади Добрик учебник разглядывает, сбоку Тимофей застыл. Достал Лешка из конверта листок, прочитал: «Дорогой Леша Кабанов!» Сразу почерк узнал, буковки-крохотули. Пишет Тимошенко. На Тимофея посмотрел. Тот отвернулся. А в письме вот что: «Я хочу объяснить, где

J

клюшка. Эту клюшку взял я. Я ее спрятал, потому что Агей не давал мне жить. Мне эта клюшка не нужна. Я не думал, что ты, и Добрик, и Зайцев, и Лучанкин ее искать будете. Агей сказал мне эту

j j *

клюшку носить ему до дома, еще он меня бил. Я даже в школу не хотел ходить. А клюшку эту я перед уроками положил в ящик под доской между таблицами и картинами по зоологии, а когда все ушли на физкультуру, я ее засунул за шкаф рядом с кабинетом рисования. Я драться не умею. Я буду v тебя учиться. Когда вы доказали,

v * * У v

что это не я, я вообще не хотел отдавать, потому что вы за меня были. Понял, Леша? Кирилл Иванович сказал мне во всем признаться».

Дочитал Лешка, на Тимофея обернулся. Нет Тимофея. Исчез.

И вдруг в классе стало тихо. На пороге стоял Тимофей с агеевской клюшкой. Подошел к Агею, прислонил клюшку к его стулу.

— Я ж говорил,— наконец пробасил Агей.

Тимоха оглядывается, Лешку ищет. Лешка его

mJ

лицо будто первый раз увидел. Тимоха не в стенку глядит, не в потолок — в глаза смотрит.

Тихо в классе...

А Тимошенко, между прочим, Вовой зовут.