Пионер 1958-06, страница 76метила, что это именно Ася Овчинникова внесла анархию в сплоченные ряды? Оглядывается и Катя: — Ксения Петровна! Вот же Аська! Ксения смотрит «а Асю и вдруг подмигивает ей, как старый товарищ. А Ася... Честное слово, еще никогда, никогда Ася так глупо не улыбалась... Солидно, вразвалочку Федя идет переброситься словом — другим с Ксенией. Ася шепчет подруге: — Катька! С чего это она мне? Видела? — Все вижу! — Толстые добродушные губы складываются в лукавую гримаску.— А что? Она же меня просзещала, готовила в Союз. И я ее просвещала. Да еще Татьяна Филипповна писала ей насчет тебя. Все выложила! — Катя так почернела за лето, что улыбка ее стала ослепительней прежнего.— Ксения собирается дать тебе поручение. Напишешь стихи к октябрьским торжествам? Ася не позволяет себе ни взвизгнуть, ни подпрыгнуть. Но удержаться от того, чтобы не чмокнуть Катю, не в силах. Хотя теперь доказано, что поцелуи вредны; даже рукопожатия, и те отменяются по соображениям гигиены. — Катька, вспомни, что Ксения про меня говорила? — Что ты сделана из хорошего материала. Для Аси не секрет, чьи слоза повторяла Ксения, но для всего мира — секрет! Одна Ася владеет тайной двух взрослых людей... Подчеркнуто безразличным тоном девочка осведомляется: — Ей только одна Татьяна Филипповна писала? Улыбка знозь шевелит губы все знающей и все понимающей Кати. — Всякое получала... на свою голову. Ася довольна. Милая, милая Ксения!.. Вот она подошла к Варе. Сразу видно, что к Варе, а не к некой гражданке Шишкиной. Рассматривает Варины книжки и вовсе не пожимает плечами. А Варька око-рей всего выкладывает Ксении свою последнюю мечту. Она собирается на рабфак, на рабочий факультет, где даже малограмотного человека, как разъясняли на фабрике, могут обучить самым высшим наукам... Ксения добирается и до Аси. — Дай хоть взглянуть на тебя. Ты, я слышала, по важному делу идешь? — Ага! — Ася знает, что у нее сейчас вид, словно у глупого теленка, но ничего поделать со сзоим видом не может... Колонисты двинулись к дому, на бульзаре остались Ася, Федя и Варя. — Там что же у вас за важное дело?—спрашивает Варя. Ася начинает рассказывать. Феде остается лишь удивляться. Непонятна ему эта Аська! То увиливала, идти не желала, а теперь вдруг взвилась. Оказывается, у нее з Наркомпросе куча важных дел! Она надеется освободить директора от посторонних лекций и дать ему возможность воспитывать детей; она собирается создать Татьяне Филипповне нормальные условия для работы. И еще думает выпросить каждому по учебнику, а для всех волшебный фонарь... Что ее эдак пришпорило? Варя удивляется себе. Долго ли будет так продолжаться? Всякий раз, как она вглядывается в эту девчонку, в этого тощенького цыганенка, она не может не видеть рядом другое лицо. Ведь и улыбкой они схожи, сзоей немного растерянной, милой улыбкой... Одно остается: чтобы Ася вдруг молвила: «Вот какая штука». Ася подхватывает на лету желтый скрюченный лист 72 и, желая показать, что тема разговора исчерпана, говорит: — Вот какая штука. Варя потрясена. Сбываются же помышления! Прежде чем распрощаться. Варя ке то шутя, не то серьезно обращается к Асе: — Выпросила бы ты заодно и мне удачи. Слово «счастье» она не оешается произнести. В здании на углу Остоженки и Крымской площади, в том здании, к которому судьба призела Асю в третий раз в жизни, Надежды Константиновны не было. Сидящая внизу у вешалки женщина выпроводила ребят за порог: — Штатный ищите. Туда, в купеческие хоромы, весь культпросзет проводили. В Штатном переулке, в «хоромах», окруженных садиком, оказалось полным-полно народу. Работники внешкольного образования, или, как их вскоре стали называть, «политпросветчики», заполнили комнаты и коридоры, заняли все скамьи и подоконники. ^^ Все требовали к себе ^внимания: День пропаганды нельзя было встретить с пустыми руками. Кто добивался брошюр, кто плакатов, кто лектора, кто требовал целую концертную бригаду. У одного из столиков шла шумная регистрация приезжих, собравшихся на какое-то совещание. Федя пошел на раззедку. Вернувшись, шепнул: — Дома она. Обедает. — Вот видишь... Ее и нет! — обрадовалась Ася. — Ничего ты не поняла. Федя загозорщицки склонился к Асе и выложил план, согласно которому они вдзоем подстерегут — он выразился «перехватят» — жену Ленина. Так и сказал: жену Ленина. С солидным мужским одобрением Федя добавил: — Ездит, чтобы одному ему не скучно было щи хлебать. В Асином неуемном воображении возникли дзе тарелки «туманных» щей, две простые глубокие тарелки. О чем же за сегодняшним обедом Ленин беседует со своей женой? Разумеется, о Дне пропаганды... Однако Федя не дает поразмыслить. Ему лишь бы командовать: — Значит, я в переулок, а ты дожидаешься знака! Ладно, сиди, сиди, коли такая квелая. Главное, после не сплошай, не упусти чего в разговоре. Ничего не упустить в разговоре с Крупской (если и вправду такой разговор возможен) значило суметь быстро выложить все, что сейчас держишь в памяти. Прежде всего «комиссары», которых так лозко провела администрация здравницы. А казаченков-ский буфет, коему положено дожидаться возвращения белогвардейцев? Да! Не забыть еще попросить волшебный фонарь! ... Ой, Федя высунулся в калитку, сделал страшное лицо и скрылся. Надо бежать к нему. В переулке Ася узидела Надежду Константиновну, захлопывающую дверцу автомобиля. Машина мигом тронулась,— возможно, в Кремле ее дожидался Ленин. Федя не медлил. — Простите, тозарищ Крупская. Извините за беспокойство! (Поглядели бы детдомовцы, до чего это,- РАЗГОВОР У КАЛИТКИ |