Пионер 1981-03, страница 34

Сан Саныч чихнул и зашевелился. — Живучий, как собака. Только ежи ше, чем собака. Я собак не люблю. Был!

- Ну, т

— Точно тебе говорю. Однажды дневник спрятать, чтоб не портить под праздник родителям настроение. Выхожу из школы, а она тут как тут, цоп дневник и ходу. Я—за ней. «Стой!»— кричу. Да разве собаку

Так все праздники и пробегали...

— Баныкин!—уже раздраженно сказала Полина Степановна. —Опять?

— Что опять-то, Полина Степановна? — разобиделся Шурка.

— Для Машки.

— И тебе для Машки.

— Мне не нужно,— сханжил я, придавая голосу равнодушие.

Я тоже был влюблен в Машку, н

Но Полин

ia уже не слушала ег

сама себе, рассказывала о Пушкине.

Баныкин вырвал из тетради чистый лист, написал бюллетень и пустил его по ряду.

Все сразу оживились, и шепоток, словно от встревоженных ветром листьев, прогулялся

Полина Степановна подняла глаза, терпеливо пережидая. Нет, правда, она была сегодня странная... Обычно, объясняя урок, она ходила по классу, и голос обычно у нее был звонкий.

Шурка хотел возобновить переписку с Мар-чуком, но вдруг передума.;

спросил:

— Скажи, а Левка правд

— Поумнее тебя.

Баныкину мой ответ понравился, и он щедро

— А ты тогда для Нинки Лошковой что-нибудь выдумай.

Для Лошковой я бы и ластика с пола не поднял, поэтому я презрительно усмехнулся и

— Пока ты соберешься что-то там отчубучить, будет уже поздно. Ты еще когда умным станешь, а Марчук сейчас умный, и Машка

Баныкин насупился, но ненадолго. Через минуту он уже самоуверенно ухмылялся:

— А я ее другим покорю! Любовью к животным! Она же видит, как я за Сан Санычем

- Моя .

- Чем же это он умнее нас?—обиделся

— А-а... Я вот в одной книжке читал, что у людей с умом по-всякому бывает. Как с ростом. Один как вымахает сразу и больше не растет. А другой потихонечку, но всю жизнь. Может, и у нас с тобой так? А Марчуку уже некуда умнеть, у него в голове на это места нет.

Я был в чем-то согласен с Шуркой: все великие люди плохо учились в школе—и Толстой, и Эйнштейн, и Эдик Поливанчик из 10 «Б», который снимался уже в третьем фильме...

Остальные великие люди учились очень хорошо. Поэтому я завидовал и Марчуку и Баныкину. Я учился не хорошо и не плохо—никак. У меня не было, очевидно, никаких шансов в будущем стать великим.

— Мы, может, еще с тобой такое в жизни отчубучим, что все Машки ахнут,—торжествующе зашептал Шурка.— А Марчук уже ничего не отчубучит.

— А зачем это тебе нужно?

- Ну ^и что? Марчук бабочек

:а, который их сам делает.

— Прямо сейчас ей об этом и напишу,—ра-ошелся Шурка.—Чего тут тянуть.

— Баныкин! — негромко, почти шепотом юзвала Полина Степановна.

Но Шурка услышал,

— Дождался,— буркнул он себе под нос и яло побрел к доске.

Дойдя до учительского стола, он сразу же ............ " невнятной скороговоркой, ве-

всех стран света.

— Пушкин, Полина Степановна, был хорошим.

Первая фраза не таила в себе никакой опасности. Это Баныкин знал точно. Плохих людей в школе не изучали.

Со второй фразой было куда хуже. Шурка подумал и вдруг, счастливо улыбнувшись, выковырил из своей памяти вторую, как ему

— Когда царь спросил Пушкина, что бы он делал, если бы в декабре был в Москве, то поэт ответил, что он был бы на Красной

Машка ахнула и, не желая бьгть свидетельницей баныкинекого провала, закрыла рука-

Шурка глянул на нее обиженно и удивленно.

— Значит, по твоему мнению, все это происходило в Москве?—спросила Полина Степа-

— В Москве,—подтвердил Шурик.

— А не в Петербурге?

Баныкин немножко подумал, положив на