Пионер 1981-03, страница 54

ла его о платье, бочком, так, чтобы не видеть заклеенное подорожником ухо, заглянула в зеркальную гладь. Оттуда на нее глянули огромные, омытые болью и радостью жить глаза, и в душе она улыбнулась им.

И они улыбнулись ей тоже.

Галя распрямилась.

У ее ног, сверкая и туманясь, бежала сильная, вольная река и звала в дальние страны.

— Кама! Камушка!—сказала ей Галя.—Реченька моя быстрая! Знаешь ли ты, о ком я думаю? Я хочу, чтобы дома было счастье. Больше пока я ничего не хочу и не попрошу у тебя. Я всегда постараюсь быть с тобой, и если когда-нибудь я уеду, то буду скучать без тебя и вернусь к тебе, милая моя, светлая! Сделай так, чтобы отец и Екатерина Васильевна были счастливы. Хочешь, я даже в мыслях не буду

мою маму, но что делать, что делать? Я хочу, чтобы люди жили хорошо, Кама-Камушка! И когда мне будет грустно, я буду приходить к

Ограда, черная

Веденея. Нек

[ей и времени, обруши

сто-то шуршало, и шур-) страх даже на кота

Бил жерех. Течение сносило и прибивало к берегу, к ногам девочки оглушенных мальков. Они лежали на боку и белели, как пена. Постепенно рыбки приходили в себя, повора-

ла в траву.

Оттуда выскочил заяц-русак, посидел, рассматривая Галю то одним выпуклым оком, то другим, и, не торопясь, ускакал на длинных ногах, как на ходулях.

вочка.—Да большой-то какой. С козочку.

На соседнюю яблоню опустилась стая светлогрудых дроздов. Теперь все дерево от вер-

птицами, словно пернатыми плодами. Сквозь них проглядывали красные яблоки. Эта яблоня—Бабушка Ионишна—была здоровой и благодарной, потому что за ней присматривала Галя, и приносила много плодов, налитых солнцем и медом по самый черешок, так

Вдруг стая снялась с Бабушки Ионишны и, на миг закрыв небо перед девочкой, улетела в другой конец сада. Качались яблоневые ветви.

яблок

яблок

ни и где они, уходили в а берегу, послушала удары

Яблоко согласия

ад был общий для всей деревни, большой и

ла его от губ и рассмотрела как следует. Яблоко было с ямочками на щеках! Галя

Когда это было-то? Да нынешней весной она

ни в саду умерли—от морозов или от старости. Подождав несколько лет и убедившись, что они не отойдут и не зацветут

яблоками.

Многие же яблони были живые, и Галя знала каждую в лицо и называла по имени, а то и величала по имени-отчеству: Чаша, Ладонь Ивановна. Сороконожка. Осьминог Ти-тович, Василиса Прекрасная. Принцесса, Принцесса на горошине, Петух, Бабушка Ионишна...

Галя шла среди яблонь по траве. В ней пробивались малые яблоньки—дети, внуки, а то и правнуки старых деревьев. Плодов на молоденьких яблоньках не было.

Да и когда они будут-то?

А вот на больших деревьях яблоки были. Их румянец—несмелый и диковатый—отсвечи-

кого, пупырчатого, похожего на жабу. В птенце, заполняя все внутри, билось сердце, по незнанию еще не успевшее хорошенько испу-

до, а кота Веденея в наказание заперла в чулан, но он, наверное, так ничего и не понял.

Галя вспомнила об этом случае, потому что семечки, просвечиваясь, вздрагивали внутри яблока, как сердце новорожденного птенца.

— Да нет,—сказала она себе.—Это пульс у

Галя еще раз подняла яблоко к солнцу и в середке его увидела семена, окутанные золо-

— Их же сердечком зовут,—вс вочка.— Правильно: сердечком...

И замерла.

Ивановну, которая мозолисп лела небо. Наверху, в развилке, трудился мальчик лег десяти — собирал яблоки в подол рубахи. Подол раздулся дальше некуда, а сборщику все было мало. Как только рубаха терпит! Долго-предолго мальчик спускался с ябло-

сборщик плодов вздрагивал и испуганно озирался. Наконец он оказался на земле и передохнул. Придерживая подол зубами и левой

ia увидела Ладонь