Пионер 1990-02, страница 4

s

-е-

I

о

ь §

ПОР ОБ УКРАДЕННОМ ДЕТСТВЕ

«...Когда мой дед начинает разговоры про всякие истории прежних времен, мама на него машет руками и гонит меня на кухню. И мне слышно, как она кричит, чтоб не смел. Что рассказами про сталинские дела он крадет у меня детство...» Это из недавнего письма в редакцию. Есть и более «колючие»: не хотим слушать, не хотим знать! Не наше дело, вы жили так, а мы, новые, будем не так...

А как? Можно, конечно, завести какую-нибудь «Черную книгу обид» и до конца дней, ничего не делая, обижатьси на минувшие исторические события и людей, проживших жизнь до тебя. Л может быть, зто неправильно... Пусть рассудит нас человек, от которого мы и услышали про «книгу обид». Человек, у которого детство было украдено. Он гнал фашистов из партизанских лесов Белоруссии.

Читал, может быть, его книги: «Партизаны», «Каратели», «Хатынская повесть» или написанные в соавторстве «Я из огненной деревни», «Блокадную книгу». Л уж фильм по его сценарию «Иди и смотри» наверняка видел, и тут уж, по правде, прибавить нечего.

«Колючий» из самых «колючих», писатель Ллесь Адамович не щадит тех, у кого в руках окажется его книга. Сам говорит: «Литература не врач, литература — боль».

Итак, с тобой говорит сегодня писатель АЛЕСЬ АДАМОВИЧ.

А я вот, например, согласен с ребятами, которые говорят: «Вы страдали — а мы не хотим...» Я и сам не хочу, чтобы они страдали. Да и хочет ли этого хоть кто-нибудь?

Никогда не забуду, как мы снимали один из эпизодов фильма «Иди и смотри». О фильме часто говорят, что мы с режиссером Эпемом Климовым сняли фильм слишком страшный. Но так уж вышло: это война. Такой я видел ее в свои четырнадцать — семнадцать и врать не могу...

Но вспомнить хочу о другом.

...Шла киносъемка. Артист, играющий эсэсовца, высоко поднял девочку, чтобы на глазах у матери и братика разбить, бросить ребенка, убить, а она. четырехлетняя Наташа из белорусской деревни Броды, звонко, радостно крикнула братику, который где-то там, внизу: «Андрей! Это я!» Сорвала режиссеру «дубль», но как же радостно рассмеялась вся киногруппа в ответ на отчаянное неверие ребенка в жестокость, в зверство, в войну.

В детстве заложена радость, непобедимость радости. И сколько же нужно горя, зла. чтобы капля по капле уходила радость из детства...

Что же мы. старшие, делаем, когда рассказываем о пережитом? Не проще ли уберечь от тяжких воспоминаний? Но злом я бы это не назвал. Это скорее «прививка правдой». Как прививка против страшной болезни — она ведь не для того, чтобы причинить боль. Она для того, чтобы устоять перед болезнью, уметь перебороть ее. Чтобы уметь дать отпор, когда посягают на радость и свет. Чтобы никто не смел навязать свою волю и заставить «жить навыворот». «Жизнь навыворот» выпадала многим из тех поколений, что прошли чередой до тебя. Не хочешь «навыворот»? Но надо очень хорошо знать, чего не хочешь, чтобы знать, чему противостоять.

...Не забуду никогда лица своей матери, когда через двадцать лет после войны вдруг принесли ей медаль «За отвагу» (а она у нее уже была.) Мать почему-то решила, что это никакая не ошибка,— это опять началась война! У нее было такое же лицо, как тогда — в тот день, когда она поняла, что нас, сыновей, не убережет дома, что и мы — и старший, и меньший, и вся семья — уйдем к партизанам.