Юный техник 1985-04, страница 47

бужденным состоянием и можно объяснить то, что я отважился позвонить самому директору зоопарка.

Трубка прохрипела что-то неразборчивое, и послышались гудки отбоя.

Надо отметить, что директора Ганса Пфаффа на станции побаивались. Он был строг, педантичен и сух. Казалось, его взгляд проникает в глубины сознания и, Не обнаружив там ничего интересного, устремляется в заоконные пейзажи.

Через несколько минут дверь отделения распахнулась и в комнату въехали на маленьких электромобильчиках тощий Ганс Пфафф со своим оруженосцем завхозом Аполлинарием Кышмарским.

Пфафф выстрелил в меня лазерным взглядом, а Кышмарский оглядел отсек с явной подозрительностью.

Я выскочил из-за стола и принялся сбивчиво докладывать о таинственном происшествии, имевшем место в моем владении. Глаза директора бегали из стороны в сторону, и я догадался, что он пересчитывает каракатиц. Наконец я закончил рассказ, и в комнате повисла напряженная тишина.

Директор кашлянул и скрипуче проговорил:

— Объявляю вам выговор за гибель животного. И за неумение считать хотя бы до пятидесяти.

Автомобильчики развернулись и, бибикая, выехали в коридор. Завхоз Аполлинарий на минутку обернулся и выразительно постучал себя пальцем по виску. Потом машины растворились в полумраке тоннеля.

Я был сбит с толку и лишь спустя некоторое время догадался заново пересчитать каракатиц.

Их было снова сорок восемь!

Все оставалось по-прежнему: Машка лежала у оголенных проводов, остальные четырехножки резвились в зарослях вьюнка, но всех теперь их было столько, сколько и положено,— сорок восемь! Мне сразу стала понятна реакция Пфаффа на мой рассказ. Сорок девятая каракатица появилась ниоткуда и исчезла в никуда...

В бессилии я опустился на стул и вызвал ребят из патологоанато-мической группы. Они ввалились шумной группой, завернули Машку в полиэтилен и ушли, посоветовав мне напоследок не принимать все так близко к сердцу. Знали бы они, что творилось у меня в голове...

Внезапно заверещал телефонный звонок, я поднял трубку и услышал голос Олафа:

— Малыш! Тут у меня происшествие... Заскочи на минутку.

Я повесил трубку и вышел в коридор.

Олаф — швед-богатырь, был смотрителем отделения перевертышей. Его отсек располагался сразу за моим.

Олаф, спокойный и рассудительный, как нельзя лучше вписывался в свое отделение. Пушистые палевые зверушки, пойманные в пещерах Бергонии, отличались редкостным флегматизмом. Они существовали словно в замедленном времени. Каждое их движение тянулось так долго, что казалось, оно никогда не кончится. Перевертыши жили на потолке и не желали спускаться на землю. Они

43